Прихожане толпились около икон, ставили свои свечки, подавали записки, и целовали иконы. Батюшка ходил между ними и подставлял руку для поцелуя и благословлял. Пел хор, и его голоса ажурно поднимались вверх к разрисованному куполу, и сладко пахло ладаном.
Маша посмотрела на икону Боженьки и вспомнила, что она недавно согрешила. Ведь она брала конфетки без разрешения.
– Мама, а бог все видит? – спросила она потихоньку.
– Все. Бог смотрит, как живу люди, правильно ли, честно ли. Не грешат. И ничего от него не скроешь, – ответила также тихо мама.
– А что потом, он рассердится и накажет?
– Грешники попадут в ад, а добрые люди в рай.
Машеньке очень не хотелось попадать в ад. Там грешники очень мучились, она видела это на картинках.
– Мама, а если я взяла без спроса конфетки, это грех? – спросила она, подозревая, что так оно и есть.
– А ты брала без спроса? – сделала удивленное лицо мама. Так делать нельзя. Нужно попросить у папы и бабушки прощения, и больше так не делать. Бог добрый, он прощает тех, кто раскаивается в своих плохих поступках. Ты ведь так больше делать не будешь? – посмотрела она на Машеньку.
– Нет, мамочка, не буду. И конфетки ведь уже кончились! – радостно сказала она.
– Мама улыбнулась. Ну, тогда сама все расскажешь папе. А сейчас помолись святому Николаю и пообещай ему, что будешь послушной девочкой.
– Машенька посмотрела на икону и сказала тихо про себя: Святой Николай, я больше не буду брать конфеты без разрешения, сделай так, чтобы меня папа не ругал.
Машеньке показалось, что Святой Николай кивнул ей головой.
* * *
Папа не ругал Машеньку. А похвалил, за то, что она не испугалась признаться.
– Павлик, а ты, почему прощения не просишь? – спросил он мальчика.
– А это Маша брала конфетки. Я в кроватке лежал! – сказал он.
– Но ты ведь тоже ел их, и не отказался, – сказал папа.
Павлик заплакал, и Митя заодно с ним.
– Ладно, ладно, не плачьте. Но больше так не делайте. Всегда надо спрашивать разрешения, – погладил папа их по головке.
* * *
Прошло несколько дней. Наступал сочельник. Папа принес из сеней красивую и большую елку, до потолка. Она была такая свежая, так здорово пахла хвоей, что у всех сразу на душе стало радостно. Папа вставил елку в деревянный крест, и достал коробку с игрушками.
– Ну, кто мне будет помогать украшать елку? – спросил он.
– Мы, мы, – закричали дети.
– Доставайте мне игрушки, а я буду их вешать. Павлик, дай мне главную звезду.
– А почему она главная? – спросил Павлик.
– Потому что она возвестила, что Христос родился, – сказал дедушка.
Через полчаса серебряные слоники, черепашки и орехи качались на ветках. Золотая мишура мерцала волшебным светом.
– Папа возьми вот эти деревянные грибочки в корзиночке! Повесь их вон на ту веточку.
– Папа повесь вот эту тарелочку с блинками, они как настоящие.
– Вот возьми эту комету!
Дети наперебой доставали игрушки из огромной коробки, им хотелось, чтобы первой повесили именно их игрушку.
И еще на елке висели конфеты, пряники, и хлопушки с секретом. Елка была красавица! И ждала вечера, чтобы на ней зажглись свечи.
– Мне Дед Мороз скоро принесет лошадку на колесиках, – сказал Павлик Маше, на всякий случай, заглянув под ветки.
– А мне новое платье, с кружевами, – сказала Маша и еще ленточки.
– Митенька, тебе Дед Мороз тоже подарки принесет, ты чего хочешь? – спросила она младшего братика.
– Я хочу большую книжку со сказками и красивыми картинками, – сказал Митенька.
– Дедушка, а ты видел деда Мороза? – спросили дети.
– Нет! Он всегда приходит, когда дети спят. Положит подарки под елочку и уходит, у него же много детишек, он должен все успеть.
– Завтра к нам приедут гости, дядя Леша с женой, с Верочкой и Наденькой. Это ваши сестрички. Давайте повторим песенки и стишки. Пусть все удивятся, какие у нас красивые, умные и талантливые детишки, – сказал папа.
И Маша с Павликом старались и рассказывали с выражением стихи Пушкина и Жуковского.
– Вот бегает дворовый мальчик…
– Раз в крещенский вечерок…
И пели песенку про елочку и танцевали полечку.
Папа с мамой и бабушкой остались очень довольны. Уж очень они любили своих детишек.
Вот только Марфа, прибираясь в гостиной, все принюхивалась, и пожимала плечами.
– Шут– те дери, да чем это пахнет. Все углы чистые, а откуда – то вдруг запах неприятный идет! Может, крыса, где сдохла? Да вроде и стукнет кто-то, а потом нет!
Неужто, Домовой шутит! – говорила бабушка Маша, тоже принюхиваясь. Нужно ему тарелочку с едой в уголок поставить. Вот я сейчас ему киселька горохового налью. Ему ведь это должно понравиться.
– Смотри, смотри, – показал, улыбаясь, маме дедушка. Бабушка домового подкармливает.
* * *
Бабушка Маша принесла к елке сноп, постелила на стол сена и накрыла стол белоснежной густо накрахмаленной скатертью. Мама несла тарелки с гусем, семгой, сыром, холодцом и заливным. Стол становился вкусным и запахи этой вкуснятины, заполнили всю гостиную, они смешивались с запахом елки, сгорающих свечей и пирогов. Какая приятная была суета. Двери в сени открывались и закрывались. Тарелки с нарезанной бужениной, солянкой, жареной рыбой ставились на стол. Блюд было больше двенадцати. С минуты на минуту должны были приехать гости. Бабушка Даша подошла к печке, чтобы убрать с нее подстилочку, на которой лежали ребятки. И тут она снова почуяла неладное. Что-то стучало в печке, и снова появился этот странный запах.
– Иван, Маша, идите сюда, – позвала бабушка Даша.
– Сейчас, сейчас мама, сказала Мария Ивановна, она расставляла рюмки.
Когда все собрались у печки, бабушка Даша сказала:
«Послушайте, слышите, кто-то сучит в печке?»
– Слышим, – сказала удивленно мама. И воняет что-то.
– Да, – сказал папа, неприятный запах, а дедушка зажал нос.
– А я то давно это заметила. Только думала, показалось. У нас точно домовой шутит. Наверное, мы чем– то его обидели. Говорила я вам, нужно ему кошку принести. Они кошек любят. А так ему грустно, вот он и безобразничает, – заворчала бабушка Маша.
– Ну что ты мама, – сказал Иван Григорьевич, какой домовой!
Он прислушался и понял, что стук идет из-под подстилки в дальнем углу печки. Папа поднял подстилку, под ней в углу стояла банка из-под монпансье, и вздрагивала.
– В банку забрался, и надо же в канун Рождества, и праздник ему не страшен! – боязливо сказала Марфа.
– А может, праздник его и вывел из себя? – сказала мама. Он же все– таки нечисть! Она с испугом смотрела на эту вздрагивающую баночку.
Папа не хотел казаться трусом, Но и ему было не понятно, почему банка прыгает и воняет. Может и правда домовой? Или крыса? Так если прыгает, значит живая, и вонять тогда ей нечего. Загадка!
