«Ты поступила правильно!» — уверяем мы, хотя в тот момент, когда иссиня-черная тряпка взлетела и приземлилась в гуще человечков, мы поняли: королева сделала — вынуждена была сделать, — ужасное зло.
«Остальных я просто отодвинула с дороги. Никто не пострадал, верно? Отступили без шума: оружия у них все равно не было. И потом, они видели, что случилось с первым. Сломав одного, я уберегла по меньшей мере троих… А главное, он был спасен!»
— Он спасен! Он с нами! — трубила Бууруундуунхууробуум, и Пиппит, сидя у нее на голове, смеялся и называл нас птичьими именами.
Сперва мы шли обычным строем, однако, глядя на Пиппита, столь слабого и неприкрытого, и помня, что злые человечки хотели его умертвить, я выдвинулась вперед, чтобы проложить путь королеве Бууруундуунхууробуум, чего иначе никогда бы не сделала. Остальные сплотились по сторонам, защищая драгоценную ношу от возможного нападения. Мы покидали площадь, и человечки, бурля и крича, расступались перед нами и смыкались позади. Постепенно мощеные улицы закончились, дома сделались меньше, и толпа отстала. Лишь детишки-оборванцы провожали нашу процессию широко открытыми глазами. А Пиппит, милый Пиппит восседал у королевы на голове и весело щебетал, называя нас птичьими именами.
И вот мы шествуем через бескрайнюю неизведанную страну, все дальше и дальше от привычных мест. Когда мы по приказу Пиппита свернули с проторенной дороги, и впереди замаячили плавные очертания гор, Хлууробнуун возбужденно прошептала:
— Я поняла! Милый Пиппит ведет нас к Лесистым Холмам!
— Может, он и впрямь ведет нас к смерти, — говорит мать наша Бууруундуунхууробуум в грустные минуты. — Даже я не узнаю этих мест, а ведь мне довелось побывать везде: и на лесоповале, и в порту, и на дорожных работах. Здесь все другое — растения, животные, камни… И всюду эти барханы, десять тысяч одинаковых барханов. Не понимаю, как Пиппит находит среди них дорогу.
— Кто знает? — отвечает счастливая Хлууробнуун. — Да и какая разница!
— Никакой, это уж точно! — вторит ей Гууролуумбуун.
Никому из нас нет дела, куда направляется милый Пиппит. Каждый вечер он выводит нас к водопою и доброму пастбищу, и каждое утро мы просыпаемся от брызг его жаркого голоса, от благодати его поцелуев и ласковых объятий. Без плетки, без пики, без гневных окриков — только с песней, с веселой нескончаемой песней ведет нас милый Пиппит вперед, навстречу новым рассветам.
Дот был очень молод. Приходя к Барду, он внимательно наблюдал за ним и спрашивал о разных вещах.
— Это? — усмехнулся Бард. — Дом для Троих, верно?
— Верно, Бард Джо. — Дот уселся и приготовился слушать.
Бард тоже сел и положил потертый деревянный ящик на циновку.
— А ну, малыш, назови имена Троих.
— Анне, Роббре и Вилджастрамаратан.
Бард важно кивнул, и Дот просиял.
— Анне, конечно, хозяйка в доме. Она колет дрова, жнет пшеницу, готовит пищу и пасет скот. Мы понятия не имеем, как у нее на все хватает рук, однако в доме всегда порядок, и Анне, хлопоча, постоянно напевает.
Дот видел женщин, работающих в огороде. Он видел руки матери — сильные, красивые, не знающие ни минуты отдыха.
— Роббре, наоборот, типичный мужчина, — продолжал Бард. — Носит удобные одежды и все время сидит в чайном шатре, беседуя с Бардом о мудрости. Ему немного надо для счастья. И это правильно. Голос его подобен сердцебиению: низкий, еле слышный, но никогда не смолкающий.
Бард отвел задумчивый взгляд от Дома для Троих и улыбнулся Доту.
— А Вилджастрамаратан? — вежливо спросил Дот.
Бард закатил глаза и горько рассмеялся.
— Вилджастрамаратан? О, это загадочное дитя! То ли мальчик, то ли девочка. А может, и то, и другое. Неусидчивый, писклявый, как комар, и такой же назойливый. Вилджастрамаратан постоянно донимает родителей, зовет их танцевать. Они, конечно, не обращают внимания, занимаются своим делом. Вилджастрамаратан плетет вокруг них паутину песен, все быстрее и быстрее, заканчивая каждый куплет визгливым смехом. А в промежутках слышны спокойные голоса Анне и Роббре.
Дот не раз слышал, как поют Трое — бессонными ночами, когда он лежал дома под дымоходом, и ветер доносил до него обрывки музыки. Но по-настоящему познакомиться им предстояло лишь по достижении среднелетия, когда перед ним распахнется полог чайного шатра. Пока же он слушал их урывками: Анне напевала, Роббре бормотал, а Вилджастрамаратан бешено вертелся у них под ногами.
Дом для Троих был темным и хрупким, как обнаженные ветром мертвецы, чья плоть при касании обращается в прах и облетает с коричневых костей.
— Трое выходят из дома лишь осенью и весной, — говорил Бард, — когда воздух влажен. Влажность им по душе. А сухая жара и холод их пугают. Зимой и летом они сидят взаперти и отказываются петь и танцевать.
— Ну и правильно, — отвечал Дот. — А то еще развалят собственный дом.
— Только чуткие, осторожные руки Барда Джо умеют выманить их наружу. — Зрачки Барда были двумя источниками спокойствия, средоточием мудрости мира. — Только Бард знает в Доме все закоулки и укромные места, где Трое любят прятаться. Только у Барда есть ключи.
Седая, коротко остриженная борода Барда Джо подчеркивала волевой подбородок. Его длинные пальцы, выхоленные дежурной женой, осторожно тронули два торчащих из ящика желтых зуба — сначала один, потом второй.
Дот не помнил своего отца. Он знал, что отца звали Морри и что он был смуглее и выше всех, кого Доту довелось видеть. Когда Морри погиб, мать Дота Бонне дала обет безбрачия, и поэтому Бард не получил от нее детей, кроме тех двоих, что она привела с собой: Дота и его сестры Ардент. Никто толком не знал, почему люди Барда приняли Бонне. Видимо, их устраивало ее трудолюбие. Бонне работала не покладая рук: днем пасла скот и копалась в огороде, а ночью сучила пряжу и ткала.
— Все вокруг только и говорят, как впервые встретили Барда, — пожаловался Дот матери.
Какое-то время мать продолжала молоть зерно, потом выпрямилась и бросила на сына острый взгляд.
— Хочешь, чтобы и я рассказала?
— Ну… ребята спрашивают.
Бонне снова принялась молоть.
— А что тут рассказывать? Мы сюда пришли, после того как погиб Морри. Но не вместе со всеми, а чуть погодя. Нужно было время, чтобы жизнь подготовила меня к порядкам в семье Барда.
— А дальше? — Дот ждал продолжения.
— Все. Дальше ничего. — Она опять уколола его взглядом.
— Другие ребята больше рассказывают. Например, что случилось, когда их мамы впервые его увидели.
