— Значит больше никого не осталось?
Да, больше никого. Только она и я — я знал это точно, вот только не мог сказать ей об этом.
— Я не могу быть уверенным в этом на все сто процентов, но… Мне так кажется…
Саша вздохнула, и я не мог понять, чего было больше в ее вздохе. Испуга от осознания своего одиночества в целом городе или, быть может, целом мире, или наоборот, облегчения.
— Поедем… — согласилась она, — Вот только куда?
— Садись в машину, по ходу дела разберемся.
Звон в ушах прошел, боль в плече тоже ослабла, и я вновь начинал смотреть на мир своими прежними глазами. Да, приключение было опасным, но все это было приключение, и я получил свою законную награду. Я нашел иголку в стоге сена!
Я по очереди подошел к лежащим на земле телам, слегка пнул их по ребрам мыском ботинка для верности, и лишь потом наклонился, чтобы подобрать с земли пистолеты. Впрочем, этого я так и не сделал — оба раза я наклонялся, рассматривал забрызганные кровью рукоятки, и оба раза брезгливость пересиливала во мне логику. Да и вообще, зачем мне пистолеты, когда есть такой надежный и проверенный в деле автомат?
Вернувшись в машину я заметил, с каким испугом Саша смотрит на оружие, и целую горку рожков на заднем сиденье.
— Держи, — сказал я, протягивая ей свой автомат, — На всякий пожарный.
Конечно, это было ребячество, но должен же я был хоть в чем-то соответствовать амплуа героя?
Саша отрицательно замотала головой, но я был непреклонен, и сунул автомат ей в руки.
— Если что не так — просто прицеливайся, и стреляй! — с видом бравого рейнджера заявил я, объясняя Саше как обращаться с «Калашом».
Какое-то время мы ехали молча, и я лишь время от времени отрывался от дороги, чтобы взглянуть на Сашу, сжимавшую в руках автомат совсем как я несколько минут назад. Должно быть оружие внушало ей чувство безопасности, как мужчинам оно дает чувство собственной значимости и внутренней силы. На самом деле чувство это, безусловно, иллюзорно, но все же лучше это, чем неконтролируемый ужас и паника.
— Саша… — позвал я, наслаждаясь звучанием ее прелестного имени, — Ты в порядке?
Она кивнула, но даже не обернулась на мой голос.
— Расскажи мне, что произошло? — попросил я, чтобы хоть как-то убить время. Я ехал не вслепую — я точно знал, куда хочу попасть, и до этого места было еще не менее часа ходу, — Расскажи, что случилось с тобой с самого сегодняшнего утра… Может быть это поможет нам с тобой лучше понять, что произошло? Куда делись люди?…
— Ты просто хочешь меня разговорить, — неожиданно улыбнулась она.
— Ну, и это тоже…
В тот момент мне показалось, что передо мной действительно Саша. Та самая девушка, которую я встретил в своем мире, а вовсе нее копия, образ которой позаимствован из моего собственного разума. Потом, спустя множество дней, проведенных с нею, я понял свою ошибку, но это было потом…
Она начала рассказывать мне обо всем, что произошло с ней, начиная не только с сегодняшнего утра, но и со вчерашнего вечера, с того момента, когда мы с ней расстались. Сначала время от времени запинаясь и прерываясь для того, чтобы сдержать подбегающие слезы, а потом — все четче и яснее, постепенно приходя в норму.
Мир для меня раздвоился… Я чувствовал себя как Нео, видевший двух одинаковых кошек, пробегающих мимо двери через небольшой интервал времени. Как Билл Мюррей, застрявший в «Дне сурка». Саша говорила о том, как вчера мы сидели с ней у меня дома, как пили чай и ели мороженное… Она не догадывалась, да и не могла догадываться о том, что вчера она говорила с другим Артемом, которого уже нет. Который исчез вместе с остальными людьми…
Или же этот Артем сейчас хозяйничает в моем мире, или в каком-то еще? Быть может в бесконечном числе миров, дорога по которым проходит через зеркала, существует бесконечное множество Артемов, мечтающих о бесконечном множестве Саш.
И в то же время, думая о том, что Саша сейчас говорит не обо мне, я знал и то, что это я думаю не о ней, а о той, другой Саше, живущей в моем мире… Deja vu… раздвоенность и разветвленность.
— Еще вчера, когда я ехала от тебя домой, мне показалось, что что-то меняется… Мне трудно это объяснить, просто я почувствовала в воздухе какие-то грядущие перемены. Это было как ожидание грозы, когда воздух сгущается, начинает давить на грудь. Как у Бредбери… «Что-то страшное грядет»…
Я кивнул, одновременно и соглашаясь с ней, и с собственными мыслями. Бредбери… Удачное сравнение. Как мне раньше не пришло в голову, что у того же Бредбери был похожий рассказ. Про семью, в один прекрасный день загадавшую желание: «Чтобы все вокруг исчезли!» И люди исчезли, оставив их одних в пустом мире. Вспомнить бы, как назывался этот рассказ. Впрочем, так ли уж это важно сейчас?
— Ночью мне снились кошмары… Я не помню точно, что именно я видела во сне, но помню, что что-то страшное. Я несколько раз просыпалась, слышала, как за стеной посапывают родители. А потом как-то проснулась, и уже не услышала их сопения. Я тогда не придала этому значения, даже не задумалась об этом — просто уснула. А утром оказалось, что их нет!
Все было как обычно. Зазвенел будильник, я встала, пошла на кухню. Обычно отец с матерью уже там… Мама готовит завтрак, отец просто сидит с ней за компанию, слушает то ее, то радио… Впрочем, большой разницы между ними нет, — Саша невесело усмехнулась, — Мама все время пересказывает новости, и пытается угадать к чему они приведут. Угадывает редко… Точнее, угадывала…
Она тихонько всхлипнула и украдкой вытерла глаза рукавом.
— Вот… А этим утром на кухне было тихо. Я зашла к ним в спальню — постель была расправлена, как будто на ней только что спали, но их самих не было! Знаешь, я даже потрогала одеяло — оно было еще чуть-чуть теплым! Совсем чуть-чуть и, кажется, когда я откинула его, то ушло и это тепло. Последнее, что осталось от моих родителей.
В тот момент я еще не испугалась. Просто это было немного странно — куда они могли уйти в такую рань? Даже когда я выглянула в окно и увидела абсолютно пустые улицы — и то тогда еще не было страшно. Страшно стало потом… Когда я вышла на балкон и услышала полную тишину. Ни машин, ни людей… Только кое-где пели птицы. Я стала стучаться в двери к соседям, потом выбежала на улицу, стала кричать. Звать кого-нибудь…
А потом, когда замерзла — вернулась домой, взяла себя в руки и призналась себе, что действительно случилось что-то страшное. Тогда я поела, оделась, и вновь вышла на улицу. Стала бродить среди домов, надеясь, что кто-нибудь, как и я, должен был остаться.
И почти сразу же я встретила этих двоих… Капу и Корявого. Они даже по именам друг друга не называли, только по этим идиотским прозвищам. Когда я услышала голоса, мне надо было спрятаться, посмотреть на их обладателей, и уж потом выходить к ним, если бы я сочла это нужным… Но я так обрадовалась, когда поняла, что не одна во всем Медянске, что сразу же бросилась к ним.
