С глубоким смирением и с искренней признательностью остаюсь вашим почитателем и должником.
Лоренцо Медичи Флоренция, день святых Козимо и Дамиана, 27 сентября 1491 годаПоднимаясь по парадной лестнице, Руджиеро остановился, чтобы посмотреть, как столяры укрепляют последнюю резную панель. Свет, идущий от ламп с отражателями из полированного металла, придавал дереву благородный медный оттенок.
— Превосходно! Патрон будет доволен! — Руджиеро провел по панелям рукой и украдкой надавил на одну из них, чтобы убедиться, что дверь, спрятанная под нею, не откроется от простого нажима.
Теобальдо, главный среди столяров, подошел к нему и встал рядом.
— Твой господин очень щедр. Если мы закончим все к Рождеству, каждому из нас обещана премия в четыре флорина. Золотом! — Он рассмеялся, — Ради этого мы готовы обшить и лоджию.
— В ней еще нужно сделать беседку, — напомнил ему Руджиеро, пряча улыбку. — Хозяин на вас надеется.
— Он может полностью на нас положиться.
Теобальдо покосился на коричневое холщовое рубище домоправителя, подпоясанное широким ремнем. Он недолюбливал чужеземцев и потому прибавил:
— В других краях вам не удалось бы построиться так скоро и хорошо. Но мы во Флоренции, а в мире нет лучших искусников, чем флорентийцы.
Руджиеро, видевший храмы Китая и Бирмы, кивнул.
— Согласен.
Впрочем, Теобальдо сделалось неловко от своего хвастовства, и он после паузы счел нужным сказать:
— Вообще-то, не всякий хозяин бывает столь щедр.
— Не всякий, — снова кивнул Руджиеро. — Я служу ему много лет и готов служить еще долгие годы.
Это было уже чересчур. Теобальдо презирал раболепие. Он скривился и качнул головой.
— Твой хозяин — человек необычный, никто не спорит. Однако я, например, никому не позволил бы собой помыкать.
Раздвинув губы в дерзкой усмешке, столяр ждал, что скажет слуга.
— Ты меня неправильно понял, — медленно произнес Руджиеро. — Патрону вовсе не нужно мной помыкать. Я сам охотно ему подчиняюсь.
Домоправитель повернулся на каблуках и зашагал вверх по лестнице. Он улыбался, он знал, что рабочие за его спиной тут же начнут шушукаться о странностях чужеземцев.
На верхней площадке Руджиеро остановился. Острый взгляд его обнаружил несколько недоделок. Вот тебе и искусные мастера. Он уже хотел подозвать к себе Теобальдо, но отвлекся, заслышав в глубине анфилады неотделанных комнат визгливые звуки пилы, и, вспомнив, зачем поднимался на этот этаж, решительно зашагал в ту сторону.
— А, это ты, Руджиеро, — по-свойски окликнул его Гаспаро Туччи, откладывая в сторону деревянную колотушку. — Ну вот и славно. Есть повод прерваться. А то стучим, стучим целый день.
Джузеппе, весело улыбнувшись, тоже положил свой молоток.
— Ночь, похоже, будет холодной.
— А твой хозяин куда-то понесся! — ухмыльнулся Гаспаро. — В черной накидке, в белом камзоле! Уж не к зазнобе ли, а?
Руджиеро проигнорировал легкомысленный тон, каким был задан вопрос, и ответил вполне серьезно:
— Он пошел к Федерико Козза. Тот дает постояльцам обед.
— А, старый алхимик! — Гаспаро расхохотался. — Помнится, я что-то строил и у него. Он такой же придира, как и твой патрон, Руджиеро, а в остальном неплохой человек.
Сменив тон, мастер добавил:
— Значит, синьор Ракоци обедает на постоялом дворе? Это по-флорентийски. Лоренцо когда-то и сам задавал такие обеды и не гнушался посидеть с простыми людьми. У него многие столовались. Сейчас, правда, этого нет…
Лодовико презрительно фыркнул.
— Обеды, братания! Ракоци лезет из кожи, стараясь выглядеть флорентийцем. Я слышал, он даже раздает нищим одежду…
— По совету Медичи, — сказал Руджиеро, внимательно изучая лицо Лодовико. — Впрочем, он поступал так и раньше. И что тут плохого, я не пойму.
Карло, сняв рабочие рукавицы, хлопнул напарника по спине.
— Ты просто голоден, Лодовико.
Он обратился к Руджиеро:
— Ты ведь знаешь, как это бывает. Голодный всегда злой.
Лодовико, смекнув, что совершил оплошность, ухватился за спасительную подсказку.
— Да, у меня и впрямь подводит живот. — Он искательно улыбнулся. — Я просто позавидовал нашему господину, а ничего плохого сказать не хотел.
Гаспаро добавил:
— С голодухи и турок готов покреститься! — Он покосился на грубо сколоченные деревянные козлы и толкнул их ногой — Не сегодня завтра мы перейдем в последнюю комнату. Вот только настелем здесь пол. А остальное доделают столяры. Жаль. Нам работалось тут неплохо!
Джузеппе вздохнул.
— Да, — согласился он и простодушно признался: — Мне нигде еще так не нравилось, могу точно сказать!
Гаспаро вдруг подумалось, что Руджиеро к ним подошел неспроста.
— Довольно пустой болтовни, — сказал он, напустив на себя озабоченность. — Руджиеро, дружище. Ты, кажется, хочешь нам что-то сказать? Ну так выкладывай, не стесняйся.
Руджиеро медленно обошел комнату, ожидая, когда в ней установится абсолютная тишина.
— Среди вас нет семейных людей, — заговорил он наконец, — но дело свое вы знаете. Кроме того, мне известно, что мой хозяин очень вас ценит.
Рабочие переглянулись, ощутив некоторую неловкость. Уж больно торжественным тоном произносилась эта, в общем-то, заурядная похвала.
— Мой господин щедр, но готов проявить еще большую щедрость. Если вы согласитесь оказать ему пару услуг.
— Каких? — спросил Лодовико, прищурившись.
— Немного терпения.
Руджиеро выдержал паузу, потом принялся пояснять:
— Во-первых, вам следует кое-что сделать и тут же об этом забыть, и в этом случае сумма выплаты каждому будет увеличена вдвое. — Эти слова вызвали у рабочих громкие возгласы удивления. — А во-вторых, по завершении стройки вам надлежит навсегда покинуть Флоренцию. Каждому, куда бы он ни отправился, предоставят возможность устроиться на хорошо оплачиваемую работу, плюс к тому на обустройство выдадут неплохой куш в размере годового дохода.
— Покинуть Флоренцию? — грозно вопросил Гаспаро. Гнев боролся в нем с изумлением, — Покинуть Флоренцию? Что это за бред?
— Это не бред, — холодно проговорил Руджиеро. — Это непременное условие моего господина.
Карло ничего не хотел говорить, но, поскольку остальные молчали, ему волей-неволей пришлось задать волновавший его вопрос:
— Годовой доход — это сколько? И кто поручится, что нас не обманут?
