В течение первого часа тишину нарушали лишь тяжелое дыхание мужчин, скрип снега под башмаками да треск льда повсюду вокруг. Потом Крозье спросил:
– Ты уверен, что она мертва, Голдинг?
– Кто, сэр?
Раздраженный вздох капитана обратился облачком ледяных кристаллов, искрящимся в лунном свете.
– Сколько особей женского пола насчитывается в округе, черт возьми? Леди Безмолвная, разумеется.
– О да, сэр. – Парень хихикнул. – Она мертва, все в порядке. У нее сиськи оторваны напрочь.
Капитан бросил на него свирепый взгляд; они спустились с очередной низкой гряды и вступили в тень высокого айсберга, блистающего голубым светом.
– Но ты уверен, что это леди Безмолвная? Это не может быть другая аборигенка?
Казалось, вопрос озадачил Голдинга.
– Но разве здесь есть другие эскимоски, капитан?
Крозье потряс головой и знаком велел парню идти дальше.
Они достигли полыньи примерно через полтора часа после выступления из лагеря.
– С твоих слов я понял, что полынья находится дальше, – сказал Крозье.
– Я и досюда-то не доходил раньше, – сказал Голдинг. – Когда мистер Дево нашел чудовище, я охотился на тюленей вон там. – Он неопределенно махнул рукой, указывая назад и влево от отверстия в тонком льду, возле которого они сейчас стояли.
– Вы сказали, что кто-то из людей ранен? – спросил доктор Гудсир.
– Да, сэр. У Толстяка Алекса Уилсона все лицо было в крови.
– По-моему, ты говорил, что лицо было окровавлено у Джорджа Канна, – сказал Крозье.
Голдинг энергично помотал головой:
– Нет, капитан. У Толстяка Алекса Уилсона.
– Это была его кровь или еще чья-то? – спросил Гудсир.
– Не знаю, – ответил Голдинг с неожиданными раздраженными нотками в голосе. – Мистер Дево просто велел сказать вам, чтобы вы прихватили свои инструменты. Я так понял, что кто-то ранен, раз вы понадобились мистеру Дево.
– Что ж, здесь никого нет, – сказал боцман Джон Лейн, осторожно обходя полынью, имевшую не более двадцати пяти футов в поперечнике, и пристально вглядываясь сначала в черную воду восемью футами ниже поверхности льда, а потом в лес сераков, обступающий их со всех сторон. – Где они? Кроме тебя, с мистером Дево было еще восемь человек, когда он покидал лагерь, Голдинг.
– Я не знаю, мистер Лейн. Он велел мне привести вас именно сюда.
Трюмный старшина сложил у рта ладони рупором и крикнул:
– Эге-гей! Мистер Дево? Эге-гей!
Откуда-то справа донесся ответный крик. Голос звучал невнятно, приглушенно, но явно возбужденно.
Знаком велев Голдингу следовать за ним, Крозье углубился в лес сераков двенадцатифутовой высоты. Ветер, пролетающий между ледяными башнями затейливых очертаний, протяжно и жалобно стонал; все знали, что края у сераков острее и тверже большинства корабельных ножей.
Впереди, на залитом лунным светом участке ровного льда между сераками, стояла темная человеческая фигура.
– Если это Дево, – прошептал Лейн капитану, – значит он потерял восьмерых своих людей.
Крозье кивнул:
– Джон, Уильям, вы двое идите вперед – медленно, – держите дробовики наготове, со взведенными курками. Доктор Гудсир, будьте добры остаться здесь со мной. Голдинг, ты тоже ждешь здесь.
– Слушаюсь, сэр, – прошептал Уильям Годдард.
Он и Джон Лейн стянули зубами рукавицы, вскинули ружья, взвели один из двух курков на своих двустволках и осторожно двинулись к залитому лунным светом открытому пространству между сераками.
Огромная тень выступила из-за последнего серака и со страшной силой сшибила головами Лейна и Годдарда. Оба мужчины рухнули на лед, точно коровы под кувалдой мясника на скотобойне.
Другая темная фигура, невесть откуда появившаяся, сбила Крозье с ног ударом по затылку, заломила ему руки за спину, когда он попытался встать, и приставила нож к шее.
Роберт Голдинг схватил доктора Гудсира и поднес длинный нож к горлу врача.
– Не двигайтесь, доктор, – прошептал парень, – или я сам вас маленько прооперирую.
Громадная фигура подняла Годдарда и Лейна за шиворот и поволокла на открытое пространство. Носки их башмаков чертили борозды на снегу. Из-за сераков вышел третий человек, подобрал дробовики Годдарда и Лейна, один отдал Голдингу, а другой оставил себе.
– Давай туда, – сказал Ричард Эйлмор, делая знак двустволкой.
С по-прежнему приставленным к горлу ножом, зажатым в руке неясной фигуры, в которой теперь Крозье по запаху опознал лодыря и выпивоху Джорджа Томпсона, капитан встал и, подгоняемый толчками, спотыкаясь вышел из тени сераков и двинулся к человеку, стоящему в лунном свете.
Магнус Мэнсон бросил тела Лейна и Годдарда на лед перед своим хозяином Корнелиусом Хикки.
– Они живы? – прохрипел Крозье.
Томпсон по-прежнему заламывал капитану руки за спину, но теперь, когда на пленника были направлены дула двух дробовиков, отнял нож от горла.
Хикки наклонился, словно собираясь осмотреть мужчин, и двумя плавными, легкими движениями перерезал обоим горло ножом, внезапно появившимся у него в руке.
– Теперь уже не живы, мистер Великий и Всемогущий Крозье, – сказал помощник конопатчика.
Кровь, хлеставшая на лед, казалась черной в лунном свете.
– Именно таким способом ты и зарезал Джона Ирвинга? – спросил Крозье дрожащим от ярости голосом.
– Да пошел ты… – сказал Хикки.
Крозье посмотрел волком на Роберта Голдинга:
– Надеюсь, ты получишь свои тридцать сребреников.
Голдинг хихикнул.
– Джордж, – обратился помощник конопатчика к Томпсону, стоявшему за капитаном, – Крозье носит пистолет в правом кармане шинели. Вытащи его. Дики, принеси мне пистолет. Если Крозье шевельнется, убей его.
Томпсон вынул пистолет, в то время как Эйлмор держал капитана под прицелом присвоенного дробовика. Потом Эйлмор приблизился, взял пистолет и коробку патронов, найденную Томпсоном, и попятился прочь, снова подняв дробовик. Он пересек залитое лунным светом пространство и отдал пистолет Хикки.
– Все эти неизбежные горести и беды существования, – внезапно сказал доктор Гудсир. – Зачем людям добавлять к ним новые? Почему представители нашего вида всегда должны принимать на себя полную меру страданий, ужаса и бренности существования, предначертанных Богом, а потом усугублять свое положение? Вы можете ответить мне на этот вопрос, мистер Хикки?
Помощник конопатчика, Мэнсон, Эйлмор, Томпсон и Голдинг уставились на врача так, словно он вдруг заговорил на арамейском.
То же самое сделал и другой единственный живой человек здесь, Френсис Крозье.
– Что тебе угодно, Хикки? – спросил Крозье. – Убить еще несколько порядочных людей с целью запастись мясом для похода?
– Мне угодно, чтобы ты заткнулся, к чертовой матери, а потом умер медленной и мучительной смертью, – сказал Хикки.
Роберт Голдинг зашелся идиотическим смехом. Стволы дробовика у него в руках выбили барабанную дробь на спине Крозье.
– Мистер Хикки, – сказал Гудсир, – вы же понимаете, что я никогда не стану помогать вам, расчленяя тела моих товарищей по плаванию.
Хикки оскалил мелкие зубы, блеснувшие в лунном свете.
– Станешь, доктор. Я ручаюсь. Или увидишь, как мы станем резать тебя по кусочку и скармливать тебе твое собственное мясо.
Гудсир ничего не ответил.
– Том Джонсон и другие найдут вас, – сказал Крозье, ни на миг не сводивший пристального взгляда с лица Корнелиуса Хикки.
Помощник конопатчика расхохотался:
– Джонсон уже нашел нас, Крозье. Вернее, мы нашли его.
Он повернулся назад и поднял со снега джутовый мешок.
– Как там ты всегда называл Джонсона, Крозье? Своей надежной правой рукой? Вот она. – Он подкинул в воздух окровавленную правую руку, отрубленную по локоть, и пронаблюдал за тем, как она падает у ног Крозье.
Крозье не посмотрел на нее.
– Ты жалкий кусок дерьма. Ты полное ничтожество – и всегда был ничтожеством.
Лицо Хикки исказилось, словно под действием лунного света он превращался в некое существо, не принадлежащее к роду человеческому. Его тонкие губы растянулись, обнажив мелкие зубы, каковую жуткую гримасу все прочие видели лишь у цинготных больных в предсмертные часы. В глазах его отразилось нечто большее, чем безумие, нечто большее, чем просто ненависть.
– Магнус, – сказал Хикки, – задуши капитана. Медленно.
– Хорошо, Корнелиус, – сказал Магнус и тяжкой поступью двинулся вперед.
Гудсир попытался броситься навстречу верзиле, но Голдинг крепко держал его одной рукой, а другой приставлял дробовик к затылку.
Крозье не шевельнулся, пока великан неуклюже шагал к нему. Когда тень Магнуса упала на Крозье и державшего его Джорджа Томпсона, последний слегка отшатнулся, и одновременно с ним Крозье тоже немного подался назад, а потом резко дернулся вперед, рывком высвободил левую руку и засунул ее в левый карман шинели.
Голдинг едва не спустил курок дробовика и ненароком не снес Гудсиру полчерепа – так сильно он испугался, когда карман капитанской шинели вдруг полыхнул ярким пламенем и приглушенный грохот двух выстрелов прокатился над льдом и отразился эхом в лесу сераков.
