Привязав вместо мормышки маленькую посеребренную изогнутую пластинку с подвешенным тройничком, Павелко вернулся к первой просверленной лунке и опустил в нее блесну. Поклевка произошла при первом же взмахе удилищем, но подсечь рыбу не удалось. Он стал махать еще и еще, перешел к другой лунке, к третьей, менял ритм игры, проверил на наличие рыбы все уровни воды, но все было бесполезно – больше приманка никого не заинтересовала.
Постепенно темнело. Да и морозец давал себя почувствовать. Уже не надеясь, что-нибудь поймать, Павелко все чаще поглядывал по сторонам. До сих пор он еще не заметил ни одного человека. Хотя в некоторых домиках и зажегся свет, и кое-где из печных труб вился дымок, деревня жила какой-то особенной беззвучной жизнью. Большинство занесенных снегом домов пустовали, и старший лейтенант знал почему. Вон те были проданы москвичам, которые приезжали сюда только на лето; хозяева вон тех умерли своей или не своей смертью; вон в том жил, сидящий теперь в тюрьме, гражданин Либохин, а этот еще на позапрошлой неделе принадлежал Григорию Филиппову.
Дом покойного в течение трех дней служил приютом еще одному человеку. На свою беду Юрий Ерохин забрался именно под эту крышу. Нашел там еду, спокойствие, тепло и… свою смерть.
Василий Павелко мог по памяти нарисовать несложную схему устройства этого дома, мог вспомнить в каком углу какая мебель стоит, сколько там окон, табуреток и стульев… Он только не мог объяснить, почему же Ерохин в теплом доме умер от холода.
Павелко поежился и растер лицо рукавицей. Рыбалку давно пора было закончить. Но вместо этого он достал из ящика удочку, оснащенную мормышкой с двумя крючками, называемую «козой», и попробовал ловить на нее. Словно в награду за настойчивость, кивок удочки вдруг согнулся, и рыбак вытащил из черной лунки дергающегося окунька.
А еще через несколько минут Павелко торопливо покидал озеро, оставив на льду, в том самом месте, где в субботу поймал щуку, одну-единственную заряженную жерлицу.
* * *
…Старший лейтенант Павелко почти никогда не подсаживал голосующих на дороге. Но сейчас он почему-то подумал, что обязательно должен подвезти стоявшую на обочине девушку. Она подняла руку, просяще затеребила пальчиками, и он нажал на педаль тормоза.
– Ой, а вы не довезете меня до Домодедово? – будто специально подчеркивая каждое «о», спросила девушка, когда Василий раскрыл перед ней дверцу.
– Да ты хоть знаешь, милаша, сколько до твоего Домодедово пилить?! – передразнивая, заокал он.
– Ой, – жалобно захлопала она густо накрашенными ресницами, – ну мне хотя бы до Домодедовского поворота…
– Ладно, залазь, – смилостивился Василий. – Ремень можешь не пристегивать.
«Милаша» ловко запрыгнула на переднее сидение, подозрительно посмотрела назад, словно проверяя, не спрятался ли там кто, и, когда машина тронулась, доверительно спросила:
– А нас из-за этого ремня не оштрафуют?
– Я сам кого хочешь оштрафую, – усмехнулся он.
– А вы, что – милиционер? – округлила она и без того больше, напоминающие коровьи, глаза.
– Нет, я маньяк-насильник-вапмир-кровосос! – прохрипел Василий. – Видишь клыки? – и он угрожающе оскалился.
– Ой, тоже мне, – расхохоталась попутчица, – разве у вас клыки! Клыки должны быть длинненькие и остренькие.
– Да что ты говоришь! – тоже рассмеялся он. – Тебя как звать-величать?
– В нашем племени меня все Сусанной зовут.
– Что значит, в вашем племени? – нахмурился Василий, на что Сусанна не обратила внимания. – Ты чем, вообще, в жизни-то занимаешься? – спросил он построже.
– Ой! Чем занимаюсь… – Сусанна игриво подмигнула, – тем же, чем и все наши девчонки.
– То есть? – не сразу понял Василий, но, глянув на готовую прыснуть со смеху молоденькую попутчицу, сообразил, и подмигнул ей в ответ. – И почем сегодня это занятие?
– Ой, это, смотря, какая услуга, – с готовностью стала рассказывать она, все также непривычно для здешних мест окая. – Если прямо на ходу за рулем, то полтинничек, а если остановиться и со всеми делами то по договоренности…
– А если не за рулем, но за полтинничек?
– У вас есть деньги, время, и появилось желание? – Сусанна положила левую руку ему на коленку и, поглаживая, стала приближаться к паху.
Василий почувствовал, что у него и впрямь появляется желание. Он сбавил скорость, на первом же повороте свернул с трассы и, проехав немного вдоль ряда высоких заснеженных елей, остановил машину.
– У меня все есть, – сказал он и зажал ее руку ногами. Она даже не сделала попытки вырваться. Наоборот, перебирая пальчиками, продвинулась еще дальше и, в то же время, гладя Василия правой рукой по щеке и шее, приблизила губы к его губам. Он позволил поцеловать себя, после чего и сам пустил в ход руки.
– Если полное имя Сусанна, то уменьшительно-ласкательное – Суса? – спросил он, залезая к ней под свитер.
– Нет, это капельку грубовато, – прошептала она, – лучше называй меня Суска.
– Как-как ты сказала? – Василий почувствовал, что ее руки отчего-то оказались влажными.
– Щу-с-ка, – выдохнула она ему в лицо и широко раскрыла рот, приготовившись поцеловать. Но Василий немного отпрянул и вдруг увидел, что язык у Сусанны стал неестественно белого цвета. Она же специально высунула его, давая возможность получше разглядеть, что поверхность языка, словно щетка, покрыта множеством меленьких иголок.
Он хотел спросить, что это такое происходит, но Щуска, растопырила щеки-жабры, распахнула пасть и, подавшись вперед, впилась острыми длинными клыками в его нос и верхнюю губу…
* * *
Павелко проснулся от собственного крика и нервно огляделся. За окнами была полная темень, в машине – чуть светлей из-за зеленых огоньков приборной доски. На соседнем сиденье что-то блеснуло. Он протянул руку, нащупал бутылку и все вспомнил…
Уйдя с озера, он завел мотор, и, пока прогревалась машина, решил перекусить. И тут старлей наткнулся в бардачке на полупустую бутылку, закупоренную газетной скруткой. Рядом провокационно валялся раскладной стаканчик. Павелко поразмышлял немного, потом решился и откупорил бутылку.
Пил он, наливая совсем понемногу, закусывал, экономя не слишком толстые бутерброды, и все думал, думал, одно за другим вспоминая произошедшие в Раево несчастья. В конце концов, бутылка оказалась пустой, а он так и уснул за рулем…
Сейчас стрелки на часах показывали начало первого. Давно пора было быть дома и спокойно спать в своей кровати, не видя таких идиотских снов. Павелко ощупал губы, нос, щеки и, убедившись, что все в порядке, открыл дверцу и в сердцах сплюнул в темноту. Потом выбросил на улицу бутылку и тут же подумал, что сделал это напрасно.
