Временами, как, например, пару десятилетий назад, ему казалось, что цель его близка, и вот-вот случится то, что даст ему необходимое знание, но очередное разочарование повергало его в уныние, после которого он не хотел даже говорить с другими. Как же он проклинал Древнейшего в такие моменты! Восхищался им, уважал, как мага и проклинал.
Однако ни одно проклятие не могло ничего изменить, и он вновь оставался все тем же калекой, каким и был. Самый знающий из всех Детей Ночи, почти самый старый и опытный, и абсолютно беспомощный, перед лицом опасности. Именно эта беспомощность и заставила его искать альтернативные способы защитить себя. Он стал искусным дипломатом. Он устраивал приемы, на которых всем открыто показывал - «Я вам не враг, а от дружбы со мной вы можете только выиграть». Он заключал альянсы и планировал чужие компании, да и что там уж говорить, выступал в роли судьи в некоторых склоках меж Детьми. Он ухитрился заставить всех Детей Ночи почувствовать необходимость в нем, а это было далеко не так просто.
И вот, сейчас он сидел и раздумывал о том, не было ли глупой ошибкой отвергнуть альянс с братьями. Они поняли его желание остаться в стороне и не подставляться под удар. Они вспомнили его помощь в атаке на Древнейшего. Они учли это, и дали понять, что они его не тронут. Вот только сидеть в стороне от дел было невыносимо, тем более, что в последнее время он уже понял, что столь необходимый ему ответ скрывается в чем-то, касающемся не только, и не столько, Детей Ночи, как самого Древнейшего.
- Брен… Ты предложил мне странную сделку. Странную, но интересную. Интересно, на что ты готов пойти ради этого знания? Пойдешь ли ты против братьев, если конечно будет необходимость? Не бросишь ли ты меня, как тогда, когда я оказался перед Древнейшим, а ты разорвал со мной контакт и позволил ему играть с моим разумом? Во мне нет такой веры в тебя, Брен, да и долг твой за тот раз – ты еще не вернул. Но… Попробуем. В конце концов, если ты и бросишь меня снова, то я уж точно приложу все силы, чтобы узнать твои слабые места.
Бониард допил вино, и направился спать.
Есть всего несколько вещей, которых боятся не меньше чем Смерти, это, Старость, и, в виде исключения для женщин, потеря Красоты. Все эти вещи пугают, хотя с ними и можно жить дальше. Но есть одна вещь, которую боятся даже упоминать, и заподозрив приближение её – начинают впадать в панику. Это Безумие.
Брен торопливо сковывал себя цепями, и, напоследок, затянул кожаный ремешок кляпа, после чего сел на пол, и почувствовал, как по его щекам катятся слёзы. Припадок опять приближался, и он не знал ни того, каким он будет по силе, ни того, сколько он продлится. Даже надеяться на лучшее было бессмысленно, поскольку с каждым разом припадки становились всё мощнее и продолжительнее.
Самым кошмарным было то, что он не мог понять, что же является причиной припадков. Сколько он не проверял своё здоровье, все маги в один голос говорили, что о его здоровье могли бы мечтать многие, особенно в его возрасте. Эти припадки появились после приснопамятной атаки альянса, спустя примерно год. В первый раз он практически и не заметил этого, списав всё на нервное напряжение, но, когда на следующий год, он во время припадка ухитрился одной лишь силой своего разума перемолоть все внутренности своего преданного слуги – он задумался. И лишь когда во время третьего припадка он перебил всех слуг в доме, он признал, что с ним что-то не так.
Припадки понемногу стали учащаться, и если в первые разы, он видел просто темную фигуру в кроваво-красном ореоле, то со временем, эта фигура становилась всё четче, появлялись дополнительные подробности, и, что самое главное, возрастала аура страха и бессилия, которую эта фигура распространяла вокруг себя. Сюжет его видений менялся, как менялись и декорации, но во всех этих видениях присутствовал он.
Брен боялся. Боялся до дрожи, до одури, каким-то иррациональным страхом. Мастер во всем, что касалось разума, оно не мог совладать с собственным страхом, и это пугало его больше чем всё остальное, за исключением, разве что, того факта, что он не способен понять причину происхождения этих видений.
Он не стал набирать новых слуг, потому, что боялся перебить их, как прежних. Он отказался от всего, что сулило бы ему покинуть его дом на долгое время, поскольку не был уверен, что следующий припадок не случится перед другими Детьми Ночи, и его не убьют. Он стал затворником, и стал еще более осторожным, чем раньше, боясь встречаться с Детьми, и боясь выдать свой секрет.
В то же время он полюбил приходить на приемы, которые устраивали другие, поскольку это стало его единственным шансом пообщаться, войти в курс текущих дел, и размять скованный страхом разум.
Не прошло еще и ста лет, с того момента, как он осознал тот факт, что более страшны не сами видения, хотя они конечно парализовали его волю, а их ожидание. Он научился вычленять среди своих ощущений приближение припадка, и успевал укрыться за крепкими стенами своего дома, сковывая себя сталью, поскольку обнаружил, что сковав себя, он ослабляет силу своих воздействий.
И было еще одно. Видимо в ответ на дополнительные трудности, которые он создавал себе, его сила стала расти. Если раньше он не мог вообще ничего поделать с железом, то после последних двух припадков ему приходилось заказывать новые цепи, так как старые он ухитрился расплавить, прожигая раскаленным металлом плоть до кости. Тело, конечно, потом регенерировало, но Брен знал, что требуется найти более надёжный способ удержать себя, поскольку он не мог позволить себе вырваться, и явить миру то, что с ним происходит.
Он хотел жить. Жить как раньше, не зная этих припадков. Но сейчас – он сидел среди голых стен на каменном полу, в цепях и с кляпом во рту, не зная как ему быть, и уже ни на что не надеясь. Он сидел, и крупные слезы текли по его лицу.
И вот его ожидание неожиданно резко закончилось. Стена его убежища вдруг стала разламываться на куски, и из образовавшейся дыры появилась рука. Помедлив несколько секунд к ней присоединилась и другая, и вдвоем они принялись расширять проход. Спустя минуту после того, как всё началось Брен уже мог лицезреть закутанную в мрак фигуру, хотя правильнее было бы сказать — сотканную из мрака. Он задрожал всем телом, понимая, что не сможет причинить ей никакого вреда, но рефлексы кричали — защищайся. Действуй, бей, обрушь на него потолок, сломай под ним пол, но делай. ДЕЛАЙ ХОТЬ ЧТО-НИБУДЬ!!! Ты же можешь!!!
Фигура словно насмехаясь над ним проплыла над полом и протянула к нему руку, в которой пульсировал комок тьмы.
