Джеремия наконец нашел в себе силы оторваться от своей спасительницы. По-прежнему стоя в углу кабинки, она не предпринимала попыток остановить его. Он не мог понять, о чем она думала в тот момент, ее лицо было окутано тенью и тайной. Время от времени ему казалось, что вся она словно готова раствориться в окружавшем их сумраке, что она ускользает от его взгляда.
Так или иначе, но она спасла его от крылатой твари.
— Полагаю… полагаю, мне следует поблагодарить вас…
Она молчала, теперь похожая на каменное изваяние.
— By так не считаете? — не отступался Джеремия.
— Возможно, — только и промолвила она. Она посмотрела на ряд кнопок. Джеремия проследил за ее взглядом и обнаружил, что, несмотря на то что лифт двигался, ни одна из кнопок не горела.
— Куда мы направляемся? Куда вы везете меня?
— Куда-нибудь под радугу.
— Но этого не… — Джеремия осекся. Сладостная, с примесью горечи улыбка на ее устах могла означать лишь одно: она говорила только то, что имела в виду. Смахнув со лба мокрые от пота волосы, Джеремия наконец задал вопрос, задать который никак не решался.
— Кто вы?
Она не отрывала взгляда от панели с кнопками.
— Уистан назвал меня Каллистра. Вэйчел назвал меня Мунро. Но что такое имя?
— Каллистра Мунро, — машинально повторил он.
Теперь она произносила слова значительно быстрее, и все же речь ее казалась ему странной, во многом она напоминала ему речь ворона.
«Но она не может быть с ним заодно. С этим. С вороном».
Джеремия заметил, как она улыбнулась, когда он произнес вслух ее имя. Почти безотчетно он улыбнулся в ответ.
— Что вам от меня нужно?
Улыбка исчезла с ее губ.
— Арос все объяснит, но сначала мы должны покинуть это здание. Нет столько ярости во всем аду, как в вороне обманутом.
— Но как же?..
Лифт остановился. Створки дверей раздвинулись.
Впереди зияла темнота.
— Где мы?
— Птица не знала об этом лифте.
Ответ никак не удовлетворял любопытство Джеремии, но было очевидно, что больше она сказать не может. Она легко шагнула во мрак и оттуда рукой поманила Джеремию. Джеремия попытался сделать шаг, но ноги не слушались его. Этот разверстый мрак впереди напоминал ему о злобном кофейном потоке. Он понимал, что Каллистра едва ли готовит ему такую же западню, вернее, надеялся, однако не мог избавиться от навязчивого видения.
— Прошу тебя, Джеремия Тодтманн, следуй за мной.
Собственно говоря, выбора у него не было. Разве что снова подняться наверх, где его с вожделением поджидал ворон.
Джеремия вышел из лифта.
«В конце концов, не так уж и темно», — успокаивал он себя. Ему даже померещились первые проблески света, как бывает перед самым восходом солнца, в тот краткий миг, когда мир уже отчетливо зрим, по все краски его кажутся стертыми, размытыми.
Она коснулась его руки тонкой, идеальной формы ладонью.
— Не будет ворон медлить никогда. Спеши, иль станешь ты его орудием навсегда.
И снова манера ее речи напомнила Джеремии о чертовой птице. Оба эти существа, ничуть не смущаясь, изъяснялись причудливыми клише, необычными по стилю и ритму. Откуда они взялись? Что им нужно от такого, как он?
Он едва не вскрикнул, когда какая-то зыбкая, почти бесформенная фигура юркнула между ними. Это была тень, похожая на те, что он видел в конторе. Однако эта, по всей видимости, решила остаться при нем. Джеремия попятился, но тень приникла к нему, словно грудной младенец к материнской груди. От нее исходила такая же мольба, какая читалась на тех лицах в зеркале. Ей что-то было нужно от него, нечто такое, что только он, Джеремия Тодтманн, способен был ей дать.
Почувствовав это, Джеремия перестал бояться.
Каллистра взмахнула рукой, пробив в тени брешь. Тень изменила форму, но потом, точно объятая ужасом, панически ретировалась. Джеремия хотел что-то возразить, но осекся, увидев скорбь в ее взоре. Она молча подала ему руку.
Джеремия взял ее за руку, и эта высокая бледная женщина повела его за собой сквозь мрак. Он пробовал осмотреться, определить, где они находятся, но ничто не указывало на то, что они заключены в какое-то помещение, не было ни потолка, ни стен, он не видел даже почвы под ногами.
— Где мы? В подвале?
— Да, — скупо проронила она, но он почувствовал, что за этим кратким «да» кроется нечто большее. Он не стал надоедать ей расспросами.
Вокруг царила тишина, но это вовсе не означало, что они были одни. Джеремия ощущал чье-то присутствие рядом, теней или им подобных. Они окружали их со всех сторон, но предпочитали держаться на почтительном расстоянии. То и дело ему казалось, что краем глаза он видит какие-то фигуры, но едва он поворачивал голову, чтобы разглядеть получше, фигуры исчезали. Каллистра, если и видела их, то не подавала виду. Эти ускользающие тени, казалось, вызывают у нее целую гамму переживаний — тревогу, раздражение и грусть одновременно.
«Они похожи на заблудившихся детей, — подумал он и, вспомнив смех ворона, поправил себя: — На одичавших детей».
— Свобода зовет, — прошептала чародейка, указав рукой на что-то, что неясно маячило впереди.
Возможно, это действительно был путь к свободе, однако внешне он таковым не выглядел. Перед ним была высокая, закруглявшаяся вверху металлическая дверь, сама скорее принадлежавшая миру окружавших их бесплотных существ, нежели реальности. Подобные двери Джеремия видел когда-то в фильмах-сказках вроде «Приключений Робина Гуда». Сколько он помнил, они, как правило, вели в темницу, а не на свободу. «Что за странный каприз, — думал он, — подвигнул архитекторов Сирс-тауэр соорудить в подвале такую дверь?»
Тишину прорезал издевательский хохот, который Джеремия теперь узнавал безошибочно.
Тени бросились врассыпную. На лице Каллистры лежала печать смятения.
— Пустые лица, пустые вздохи, пустые ладони распростерты… — гремел под невидимыми сводами гортанный голос ворона. — Пустые места, пустые надежды!..
Если бы в тот момент Тодтманну сказали, что в подвал свалилось солнце, он бы не удивился. В мгновение ока тьма разверзлась, и без фанфар в образовавшуюся брешь хлынул поток ярчайшего света, и жгучего, и холодного. Каллистра не издала ни звука, она лишь крепче сжала его руку в своей. Странным образом оказалось, что теперь он защищает ее. Повернувшись, Каллистра уткнулась лицом ему в грудь. Она так же боялась света, как он — тьмы.
Когда глаза Джеремии постепенно привыкли к свету, оказалось, что он вовсе не такой ослепительно яркий, каким показался вначале. На самом деле в нем тоже была примесь серого.
