Я отпрянула и потерла то место, где моя кожа все еще хранила его тепло.
— Пока, — пробормотал Дэмьен с печальной улыбкой
Я присоединилась к Джесси, и мы пошли в лес. Я чувствовала, что Дэмьен смотрит нам вслед, и обернулась, хотя очень старалась удержаться.
Он стоял на верху лестницы перед моей дверью. Я ее не заперла. Не то чтобы это могло его остановить. У него был ключ. Мысленно я быстро перебрала то, что оставила внутри.
Дробовик. В нем нет ничего необычного, кроме серебряных патронов. Так как мои боеприпасы изготовлены специально для ягер-зухеров, они выглядят обыкновенными, совсем как мое ружье. В сумке только одежда: немного форменных вещей, джинсы и так далее.
Я редко ношу форму ДПР. Она лишь вызывает больше вопросов. Особенно если столкнуться с настоящим сотрудником ДПР. Хотя Эдвард обычно следил, чтобы досадные неприятности вроде правды не всплывали на территории, где мы работаем под прикрытием.
Удостоверение личности я носила в кармане, и оно только подтверждало то, о чем я уже соврала. Компьютер у меня был самый лучший, какой можно достать за правительственные деньги, и, насколько я знала, его было невозможно взломать.
Нет, в моей комнате не хранится ничего уличающего. Я беспокоилась о подобных вещах и допускала, что Дэмьен может обыскать мое жилье, и это лишний раз доказывало, насколько далеко я зашла в своей паранойе. К несчастью, лишь паранойя до сих пор и сохраняла мне жизнь
— Есть в нем что-то странное, — сказала Джесси.
— Есть в тебе что-то странное, но я слишком хорошо воспитана, чтобы об этом упоминать.
— Очень смешно. И ты еще говоришь, что не шутница.
Я почти улыбнулась, но опомнилась. Мне начинало нравиться её поддразнивать, а это нехорошо. Она — наивный необученный новичок. К следующему месяцу она, вероятно, станет кормом для волков. Так уже сто раз раньше случалось.
Я подумала, а рассказал ли Эдвард Джесси о статистике выживаемости агентов? Примерно двадцать к одному, и двадцать — это не число выживших.
— Что ты вообще в нем нашла? — спросила она.
— В ком?
— В Фицджеральде. Он слишком мускулистый, слишком малорослый, слишком бледный. И еще это кольцо…
— О чем ты?
— Серебряная филигрань? Не попахивает ли это голубизной?
— И это я слышу от женщины, чей бойфренд носит серьгу!
— Мне эта серьга нравится. Я не обрадовалась, когда один из плохих парней в Миниве ее вырвал.
Я поморщилась. Я перестала носить серьги тогда же, когда обрезала волосы, и именно по этой причине.
— Когда ухо Уилла зажило, он его снова проколол, и я об этом не пожалела. Довольно приятно, когда он проводит этой серьгой по моему…
— Слишком много информации! — воскликнула я и зажала уши ладонями.
Она рассмеялась.
— Ладно. Не бери в голову. Фицджеральд неплох. Для ирландца.
— Что ты имеешь против ирландцев?
— Ничего. Кроме того, что мой отец был ирландцем. — Ее смех затих.
Хм, а у шерифа Животики-Надорвешь есть ахиллесова пята, и имя ей Маккуэйд. Что ж, не мое дело. Я определенно не хотела выслушивать рассказы обо всех ее бедах и служить жилеткой.
— Я прогоню его по базе, — сказала Джесси.
— Твоего отца?
Она моргнула, затем посмотрела на меня, словно я сказала нечто занятное. Потом покачала головой.
— Нет. Фицджеральда.
— Он ничего не сделал.
— Это не значит, что не сделает. Или не сделал раньше.
— Разве наводить о ком-то справки только потому, что тебе этого захотелось, не называется преследованием?
— Я называю это забавой.
— С тебя станется.
Мы еще несколько минут шли по лесу, прежде чем Джесси прорычала:
— Где ты, черт возьми, застрелила тех тварей? В Аравии?
— Мы почти на месте, — успокоила я.
Но оказалось, вчера я убежала быстрее и дальше в лес, потому что нам потребовалось еще полчаса, чтобы найти волков.
Или то, что от них осталось.
— Чем ты тут занималась? — прошептала Джесси.
Поляна была залита кровью. Повсюду валялись фрагменты тел. Стояла зловещая тишина, даже птицы не чирикали.
Я не могла оторвать взгляда от развернувшейся картины. Она напомнила мне о доме.
Я вздрогнула и отвернулась.
Нет, не о доме. Там кровь мерцала ярко-алым под светом (в свете) электрических ламп, а тела были человеческими.
Здесь же к восходу солнца кровь подсохла до коричневого цвета. Нечего бояться. Ничего похожего. Нет причин учащать дыхание.
— Ли?
— Стреляла в них. И все.
— И что потом случилось?
Я заставила себя снова взглянуть на поляну, постепенно успокаиваясь. Теперь я уже могла восхититься той чистой яростью и потрясающей силой, которая, должно быть, потребовалась, чтобы такое провернуть. Я часто жалела, что не могу убивать монстров более чем единожды. А вот кто-то, или, скорее, что-то, смогло.
Я сделала маленький шаг вперед. Нога шаркнула по пропитанной кровью траве. Я скривилась. Будет немного сложно собрать костер из этих ошметков, но я справлюсь.
Пошла дальше по кругу, обозревая, систематизируя, да вот толку в этом было мало. Я знала, что на поляне должно быть девять мертвых волков. Но, похоже, из того, что от них осталось, вряд ли удастся собрать хоть одного.
— Что случилось ночью? — продолжила тихо спрашивать Джесси. Я понимала, почему она не повышает голос. Поляна стала каким-то заколдованным местом. Что-то здесь было не так. Я это чуяла, и Джесси тоже.
Я быстро рассказала ей об охоте, оставив за скобками причину, по которой мне захотелось убивать, мои насмешливые выкрики и поведение камикадзе. Некоторые вещи можно рассказать только человеку посвященному, а ей о них знать необязательно.
Тем не менее, когда я дошла до эпизода с бурым волком, Джесси меня перебила:
— Ты уверена, что он оборотень?
— Абсолютно. А что?
— Да просто интересно, как настоящие волки реагируют на оборотней.
— Они им не слишком по душе.
— Настолько, чтобы сотворить с ними такое? — ткнула она пальцем на месиво.
Я нахмурилась.
— Нет. Обычно настоящие волки сбегают, поджав хвост. Они чуют, что оборотни не такие, как они, а другие. Волков можно назвать как угодно, но только не тупицами.
— Думаешь, это сделал бурый волк?
Я задумалась. То, что оборотень убил сородича, само по себе довольно странно. Сложно поверить, что он озверел и растерзал девятерых себе подобных, но возможно все. Он же, в конце концов, оборотень.
— Возможно.
— Почему ты его не убила? — спросила Джесси.
Я сама задавалась этим вопросом еще с прошлой ночи. У меня было лишь одно оправдание, и при свете дня и ввиду того, что мы обнаружили на поляне, оно показалось не очень убедительным, но я все равно его озвучила.
