ублюдок сегодня попал в больницу. Когда Пятый появился, его уже не было, но это были они. Я все слышал. Нехорошо так избивать старика. Ничтожные ублюдки создают преступникам дурную славу, понимаешь, о чем я говорю?"
"Где полиция?" спрашивает Гордон. "Разве они не ведут расследование?"
"Будь серьезнее. Никому нет дела до бездельников".
Дождь брызжет на лицо Гордона, капая с края его шляпы. "Он умер?"
"Я слышал, он был на аппарате жизнеобеспечения или что-то в этом роде".
"Моя жена была на аппарате жизнеобеспечения", - говорит ему Гордон. "А однажды ночью... она умерла".
На лице молодого человека отражается неподдельное беспокойство. "Это тяжело, парень. Но тебе стоит зайти внутрь, хорошо? На этих улицах небезопасно. Пойди и погаси огонь, который у тебя есть. Это приведет тебя туда, где лучше, чем все это, понимаешь, о чем я?"
В конце переулка внезапно появляется автомобиль и останавливается. Дилер спешит к ней, открывает дверь и оглядывается на Гордона. Тот открывает рот, чтобы что-то сказать, но, видимо, решается, машет рукой и запрыгивает в машину. Машина сбрасывает скорость, шины шипят на мокром асфальте.
Гордон смотрит, как машина исчезает в бурной ночи. Его обожженная рука болит, но он сосредоточен на ливне, который напоминает ему о джунглях и о том, как там шел дождь. Такой злой и яростный дождь, и все же он не смог смыть всю кровь. Кровь и смерть всегда сильнее.
Он выглядывает из-за угла. Подростки уходят.
Гордон следует за ними.
Он давно не охотился, но все вспоминается с поразительной ясностью. От ветра и дождя веет холодом, но это совсем другой холод, тот, который Гордон держал глубоко внутри себя и не позволял себе ощущать дольше, чем он мог вспомнить. Но теперь он вырвался на свободу, быстро проникая в него и меняя его так, как может только он сам. Он больше не жалкий, слабый и испуганный старик, он спокоен и собран, обученный убийца, движущийся во тьме, преследующий свою жертву эффективно и без угрызений совести. Он - призрак, жнец из страны мертвых, спрятавшийся под дождем.
Подростки бегут по улице, переходят ее за следующим углом, а затем проскальзывают в развалины здания, которое раньше было общественным жильем, но несколько лет назад было полностью разрушено и выжжено огнем. Одна из внешних кирпичных стен превратилась в огромную груду обломков, но три другие уцелели и остались относительно целыми, и хотя здание обречено, поскольку у него все еще есть крыша и оно может предложить хоть какое-то убежище и уединение, оно стало местом, где иногда останавливаются наркоманы и проститутки этого района. Гордон никогда не был внутри, но он много раз проходил мимо и видел тех же самых подростков, которые околачивались рядом.
Держась на безопасном расстоянии, Гордон следует за ними. Боль по-прежнему терзает его спину, плечи, колени и почти все суставы тела, а боль в поврежденной руке просто мучительна, но его это уже не волнует. Это больше не имеет значения, и поэтому он не может позволить этому отвлекать, мешать или препятствовать ему в выполнении его миссии. Как и в джунглях, есть только миссия.
Он замедляет шаг и останавливается напротив здания. Внутри горит костер, света от которого достаточно, чтобы разглядеть силуэты трех парней, греющихся у большой металлической бочки, в которой разожжен огонь.
Теперь это его джунгли.
Двигаясь сквозь завесу дождя, Гордон пересекает улицу и проскальзывает в разгромленный подъезд на втором этаже, уже не заботясь о скрытности, перешагивает через груды обломков и мусора и направляется прямо к огню.
Трое подростков сразу же замечают его, но просто стоят на месте, грея руки и глядя на него с выражением чего-то среднего между недоверием и безразличием. В группе, напавшей на бездомного, было пять или шесть подростков, но это трое из них. Гордон уверен. Один из них невысокий и коренастый, двое других выше и худее. На вид им не больше девятнадцати лет.
Когда Гордон оказывается примерно в десяти футах от бочки, он останавливается. Стоя на месте, руки глубоко засунуты в карманы плаща, он смотрит на них, но ничего не говорит.
"Пошел на хуй, старик?" - наконец произносит тот, что поплотнее.
Гордон делает шаг ближе, но снова ничего не говорит.
Молодые люди обмениваются недоуменными взглядами, затем самый высокий из них выпрямляется и медленно тянется к задней части своих брюк, где, предположительно, хранит какое-то оружие. "Ты глухой?"
"Наверное", - усмехается худощавый, - "старый ублюдок".
"Что ты здесь делаешь?" - спрашивает высокий.
В кармане пальто Гордон крепко сжимает револьвер. "Ты знаешь, кто я?"
“Должны ли мы знать именно тебя?" - спрашивает грузный.
"Подожди." Высокий оглядывает его с ног до головы. "Да, я видел тебя поблизости. Живешь напротив парка".
"Верно", - говорит Гордон. "Мои окна выходят на улицу".
"И что?"
"И я увидел, что ты и твои друзья делали сегодня утром".
Подростки снова обмениваются неуверенными взглядами. На улице бушует буря, заливая город.
"Я не знаю, о чем ты говоришь", - огрызается высокий. "Но тебе нужно убираться отсюда и идти домой, пока я тебя не прикончил. Ты меня понял?"
"Нет", - ровно отвечает Гордон. "Я вас совсем не чувствую".
Двое других начинают приближаться к нему, но высокий останавливает их свирепым взглядом. Его рука медленно выходит из-за спины. В ней пистолет калибра 9 мм. "Что тебе нужно?" - спрашивает он. "Какого хрена ты здесь делаешь, несешь всякую чушь? Смерти захотелось, что ли?"
"Я видел, что ты сделал с тем бездомным". Гордону впервые приходит в голову, что он так и не узнал имени этого человека, и ему становится стыдно. Я должен знать его имя, думает он. Мы все должны знать его имя. "Ты знаешь, что он находится на аппарате жизнеобеспечения? Ты сделал это с ним".
Грузный парень сердито размахивает руками. "Ни хрена мы не делали. Отвали и убирайся отсюда".
"Я вас видел", - снова говорит Гордон.
Прижав 9-миллиметровый пистолет к ноге, высокий мальчик делает шаг к Гордону, сокращая и без того небольшое расстояние между ними. "Ты знаешь, с кем ты играешь? И зачем тебе нужно приходить сюда и шутить с нами?"
"Я не боюсь тебя, сынок".
"Я не твой сын".
"Я думал, ты мой внук".
"Почему, черт возьми, ты так подумал?"
"Потому что каждый раз, когда я трахаю твою маму, она называет меня папой".
Два других мальчика разразились хохотом.
"Ба-зинг!" - вопит тощий.
А тот, что поплотнее, чуть не падает от смеха. "Тебя только что
