Ознакомительная версия.
Какое-то время они шли в полной тишине, а потом Сотник вдруг сказал:
– А ведь механизм до сих пор работает.
– Какой механизм? – Марьяна от неожиданности сбилась с шага.
– Тот самый, который спускает воду с колодца.
– Этого не может быть, – она покачала головой. – Все давно сломано.
– А как же ваш сторож спустил воду? – спросил Морган.
– Он не спускал. Вода ушла сама. – Марьяна поежилась. – А потом, когда тело… тело той девушки достали, колодец снова заполнился.
– Откуда вам знать, вас же здесь еще не было?
– Зато были все остальные, свидетели. Они рассказали, что колодец заполнился водой почти сразу. – Ей не хотелось об этом говорить. Не сейчас, не посреди непроглядной ночи. – Наверное, это был последний раз, когда механизм сработал. Случайно сработал, я думаю, – добавила она.
– Сегодня он тоже сработал, – сказал Морган.
– Что? – Марьяна замерла, обернулась к нему. В темноте его лицо казалось серым пятном, и это пугало.
– Сегодня днем мы хотели напиться из колодца. Мы рассказывали за ужином.
Да, что-то такое она припоминала. Они рассказывали…
– Но напиться нам не удалось. – Морган шагнул к ней, и серое пятно обрело наконец человеческие черты. – Как только мы сбросили в колодец ведро, вода начала уходить.
А ведь колодец совсем рядом. Если сейчас свернуть налево и пройти по вот этой тропинке…
– Эй, Марьяна, вы куда это? – Она уже шла к колодцу, когда услышала позади себя встревоженный голос Сотника.
– Хочу посмотреть. Убедиться.
– Обязательно ночью? То есть я хотел сказать, что ночью мы мало что сможем разглядеть. Если вам так уж хочется, то можно прийти утром. Хотя, сказать по правде, я не слишком хорошо понимаю, что интересного в пустом колодце.
– Я могу пойти одна, – бросила она, не оборачиваясь, – если вы боитесь.
– Кто боится?! – в один голос спросили Морган с Сотником.
– Мы, барышня, ничего не боимся. – Морган поймал ее за руку. – И раз уж вам взбрело в голову прогуляться посреди ночи к колодцу, то, так уж и быть, мы вас проводим.
– Меня не нужно провожать, я могу сама… – Она не договорила, замерла, до боли в пальцах сжав кулаки. – Вы ее видите? – сказала шепотом.
– Кого? – также шепотом спросил Сотник.
– Женщину. – А это уже Морган, спокойный, чуть насмешливый. Бесстрашный.
Серый, едва различимый силуэт был почти незаметен в темноте. Почему все они разом решили, что это женщина? Марьяна не знала, но неуемное любопытство и еще кое-что, в чем она боялась признаться самой себе, гнало ее вперед, к медленно отступающей в глубь сада фигуре.
– Подожди! – Морган не слишком вежливо дернул ее за руку. – Не так быстро. Еще свалишься куда.
– Я не свалюсь. – Она высвободилась. – Это возле колодца. Как раз того колодца, про который вы говорили.
– Значит, нас кто-то уже опередил, – буркнул Сотник.
– И я даже догадываюсь кто, – сказал Морган. – Слышите?
Из темноты доносилось едва различимое пение. Кажется, пение.
– Это дурочка, – Сотник вздохнул, как показалось Марьяне, с облегчением. – Ну, та, которая с коровой.
– Хаврошечка? – Марьяна остановилась.
– Не знаю, Хаврошечка она там или еще кто, но дамочка с явным приветом. С приветом и черной коровой, – добавил Сотник. – Грузила нас с Морганом сегодня у колодца, несла какую-то ахинею про то, что мы разбудили воду.
– Что вы разбудили? – Марьяна прищурилась, всматриваясь в темноту. Теперь женский силуэт был едва заметен, но голос… Голос, кажется, становился все отчетливее. Вот только был ли это голос Хаврошечки?
– Воду в колодце. Морган ее разбудил, когда сбросил в колодец ведро. А что за имя такое дурацкое – Хаврошечка?
– Это не имя, это прозвище. – Марьяна ускорила шаг. – Она живет при больнице, слабоумная, но безобидная. Помогает иногда на кухне, но большей частью пропадает в саду со своей коровой. Наверное, из-за коровы ее так и прозвали. Сказка такая есть «Крошечка-Хаврошечка». Помните?
– Очень смутно, – признался Морган. Он поравнялся с Марьяной и теперь шел рядом. На узкой тропинке места было мало и одному, так что ему приходилось брести по колено во влажной от росы траве. – Это колыбельная, мне кажется, – сказал он, понизив голос.
Да, теперь и Марьяна отчетливо это слышала – колыбельная. Слов не разобрать, но мелодия такая… однозначная, грустная и призывная одновременно. Кто-то там, в темноте, пел колыбельную. В самом деле Хаврошечка?..
– Далеко? – спросил Морган.
– Что?
– Твой колодец.
– Он не мой. Мы почти пришли.
Темнота вдруг изменилась. К звукам колыбельной добавился еще один, странный, непонятный звук.
Ветер. Ветер, которого раньше не было…
И старые деревья, со стоном скребущие вислыми ветвями землю…
А еще стук. Размеренное, гулкое «бом-бом». Как удары колокола…
– Что это? – Впервые Марьяне расхотелось идти вперед, узнавать, кто там, в темноте. Что там…
– Ведро, – совершенно спокойным, даже каким-то будничным тоном сказал Морган. – Мы уже слышали это днем. Ведро бьется о стенки колодца.
Ведро бьется о стенки колодца… а она подумала бог весть что. Почти поверила во всю эту чушь…
– А вот, кажется, и наша Хаврошечка. – Сотник поравнялся с ними и встал по левую руку от Марьяны.
Серая тень. Едва различимая в мутном свете луны. Точно женщина, вот только какая?
Стоит у колодца, опершись руками на край, смотрит вниз. И голос ее теперь усилен эхом. Красивый. Невыносимо красивый…
– Эй, уважаемая! – Сотник стоит на месте, и по его грубому, простоватому лицу видно – идти туда, к колодцу, ему не хочется. Так же, как и ей самой. – Уважаемая, а что это вы на ночь глядя делаете в таком глухом месте? И где ваша…
Он хотел сказать «корова» – Марьяна это поняла каким-то обострившимся внутренним чутьем, – но не сказал, замер с открытым ртом.
Женщина, серый силуэт на фоне темноты, словно их и не слышала. А может, и не слышала. Женщина была занята чем-то очень важным, чем-то, что не позволяло ей отвлекаться на такие пустяки.
Скрежет веток о землю, развевающиеся по ветру серые одежды – и вот она уже не возле колодца, а на самом его краю. Стоит, балансируя, как канатоходец, пошатываясь, то ли от ветра, то ли от слабости, раскинув в стороны руки.
Ознакомительная версия.
