Шон предложил ей бросить мокрый блейзер назад, потом протянул руку и включил печку.
– Куда везти?
Ария убрала со лба слипшуюся челку.
– Если позволишь, я только позвоню с твоего телефона, и можешь ехать по своим делам.
– Ладно. – Шон порылся в рюкзаке в поисках мобильника.
Ария откинулась на спинку сиденья и огляделась. Шон не оклеил свой автомобиль стикерами с рок-группами, как это делали многие ребята, и в салоне не воняло мужским потом. Вместо этого пахло хлебом и только что вымытой собакой. В кармашке пассажирской двери торчали две книги: «Дзен и искусство ухода за мотоциклом»[27] и «Дао Винни-Пуха»[28].
– Увлекаешься философией? – Ария подвинулась, чтобы не намочить книжки.
Шон опустил голову.
– Ну да, – смущенно произнес он.
– Я тоже их читала, – сказала Ария. – А этим летом, пока была в Исландии, прониклась французской философией. – Она замолчала. Пожалуй, впервые она беседовала с Шоном по душам. До отъезда в Исландию роузвудские мальчишки вселяли в нее страх – отчасти поэтому она их терпеть не могла. – Я некоторое время жила в Исландии. Папа брал творческий отпуск.
– Я знаю, – усмехнулся Шон.
Ария уставилась на свои руки.
– О! – Повисло неловкое молчание. Слышно было, как барабанит дождь и ритмично трутся о лобовое стекло дворники.
– Значит, почитываешь Камю и все такое? – спросил Шон. Когда Ария кивнула, он ухмыльнулся: – Я летом прочитал «Постороннего».
– Серьезно? – Ария выставила вперед подбородок, уверенная в том, что он все равно ничего не понял. Разве глубокая философия по зубам роузвудскому мальчишке? Если бы на выпускном экзамене дали задание привести примеры парадоксов, можно было бы написать: «роузвудский парень – читает французских философов» и «американские туристы в Исландии – едят где угодно, только не в «Макдоналдсе». Такое было просто невозможно по определению.
Шон не ответил, и она набрала свой домашний номер на его мобильнике. Телефон все звонил и звонил, не переключаясь на голосовую почту – они еще не установили автоответчик. Ария позвонила отцу в колледж – на часах было около пяти, и, насколько она помнила, дома на холодильнике отец вывесил свое расписание: «В кабинете: 3.30–5.30». Но и там никто не взял трубку.
Перед глазами снова расплылись пятна, стоило ей подумать, где он мог пропадать или с кем. Она наклонилась вперед, уткнулась в голые коленки, стараясь дышать глубже и молча напевая «Братца Жака».
– Эй! – Голос Шона звучал где-то очень далеко.
– Я в порядке. – Ария расслышала свой сдавленный крик. – Мне просто нужно…
Шон пошарил вокруг. В следующее мгновение он сунул ей бумажный пакет из «Бургер Кинга».
– Дыши в него. Кажется, там была жареная картошка. Извини.
Ария прижала к лицу бумажный пакет и медленно задышала, надувая и сдувая его. Она чувствовала теплую руку Шона на своей спине. Постепенно головокружение отступило. Она подняла взгляд и увидела, что Шон смотрит на нее с тревогой.
– Панические атаки? – спросил он. – У моей мачехи случаются. Бумажный пакет всегда помогает.
Ария скомкала пакет на коленях.
– Спасибо.
– Тебя что-то беспокоит?
Ария быстро покачала головой.
– Нет, все хорошо.
– Да ладно, – сказал Шон. – А то я не знаю, почему бывают панические атаки?
Ария сжала губы:
– Это сложно объяснить. – К тому же с каких это пор роузвудские парни интересуются девичьими странностями?
Шон пожал плечами:
– Ты ведь дружила с Элисон ДиЛаурентис?
Ария кивнула.
– Странная история, правда?
– Да. – Она прочистила горло. – Хотя… м-м… не такая уж странная, если подумать. То есть странная, конечно, но не в том смысле.
– А в каком?
Ария заерзала на сиденье; от мокрого нижнего белья чесалось тело. Сегодня в школе ей казалось, что все разговаривают с ней полушепотом. Неужели думали, что от громкого голоса у Арии случится истерика?
– Я просто хочу, чтобы меня оставили в покое, – пролепетала она. – Как на прошлой неделе.
Шон включил освежитель воздуха, подвешенный к зеркалу заднего вида, и тот закрутился, распыляя хвойный аромат.
– Я понимаю, о чем ты. Когда умерла моя мама, все думали, что если я хоть на миг останусь один, то обязательно сорвусь.
Ария выпрямилась:
– Твоя мама умерла?
Шон посмотрел на нее.
– Да. Это было давно. Еще в четвертом классе.
– О. – Ария попыталась вспомнить Шона в четвертом классе. Ниже всех ростом, он играл в ее команде по кикболу[29], но больше ничего в памяти не сохранилось. Ей стало стыдно за свою забывчивость. – Мне очень жаль.
Воцарилось молчание. Ария нервно сучила голыми ногами. В салоне запахло мокрой шерстью.
– Было тяжело, – сказал Шон. – Отец менял подружек, как перчатки. Поначалу моя мачеха мне совсем не понравилась. Но потом я к ней привык.
Ария почувствовала, что ее глаза наполняются слезами. К переменам в своей семье привыкать совсем не хотелось. Она громко шмыгнула носом.
Шон наклонился к ней.
– Ты уверена, что не можешь говорить об этом?
Ария пожала плечами:
– Все должно остаться в секрете.
– Давай так. Ты расскажешь мне свой секрет, а я тебе – свой?
– Идет, – быстро согласилась Ария. По правде говоря, ее так и распирало от желания поговорить обо всем. Она бы призналась своим бывшим подругам, но те слишком строго оберегали собственные тайны, и Арии не хотелось быть белой вороной. – Но тебе придется держать язык за зубами.
– Могила.
И тогда Ария рассказала Шону о Байроне и Элле, о Мередит и о том, что они с Майком видели вчера в баре. Слова лились из нее потоком.
– Я не знаю, что делать, – закончила она. – Но чувствую, что только я могу удержать их вместе.
Шон молчал, и Ария боялась, что он перестал ее слушать. Но вот он поднял голову:
– Твоему отцу не следовало так подставлять тебя.
– Согласна.
Ария взглянула на Шона. Если не обращать внимания на заправленную рубашку и шорты цвета хаки, он был довольно привлекателен. Пухлые розовые губы, длинные тонкие пальцы. Грудная клетка, обтянутая рубашкой поло, выдавала в нем классного футболиста. Ария вдруг почувствовала себя неловко.
– С тобой легко говорить, – застенчиво произнесла она, уткнувшись взглядом в свои голые коленки. Несколько волосков портили картину идеально гладкой кожи. Обычно это не имело значения, но сейчас почему-то казалось важным. – Так что… спасибо тебе.
– Не за что. – Когда Шон улыбнулся, его глаза утонули в лучиках морщинок, излучая тепло.
