Жюстина серьезно кивнула и взяла с дивана картонную папку.
— Прошел слух о розысках Стража-изменника, — сказала она. — Подробностей немного, но мне удалось достать вот это.
Она протянула папку мне, и я открыл ее. Внутри обнаружился листок — распечатка страницы из Интернета.
— Что, черт подери, такое этот Крейгслист?
— Это такой сайт, — объяснила Жюстина. — Вроде огромной доски объявлений, и попасть на нее можно из любой точки земного шара. На сайте проворачиваются многие теневые сделки, поскольку здесь легко сохранить анонимность. Эскортные услуги, наемники и все такое.
На листе было напечатано объявление.
НАГРАДА ЗА ГОЛОВУ
ДОНАЛЬДА МОРГАНА
ВОЗНАГРАЖДЕНИЕ В РАЗМЕРЕ 5 МЛН.
ЛЬГОТЫ ГАРАНТИРУЮТСЯ
[email protected]
— Блин-тарарам, — негромко выругался я и протянул страницу Томасу.
— Плакат из серии «разыскивается», а что?
— Обрати внимание, не «живым или мертвым». Его хотят получить только мертвым.
Это означало, что все сверхъестественные убийцы на этой чертовой планете наверняка бросятся на поиски Моргана. Не столько ради денег, сколько ради обещанных объявлением льгот, куда более ценных, чем означенная в нем сумма. Пять миллионов просто давали представление о размерах обещанных предъявителю льгот.
— Черт, все до единого наемные стволы с родными и близкими, — пробормотал я. — Дело становится все веселее и веселее.
— Но почему ваши люди пошли на такое? — спросила Жюстина.
— Это не они, — мотнул головой я.
Томас нахмурился:
— Почему ты так думаешь?
— Потому что Совет не выносит сор из избы, — ответил я. И это святая правда. У Совета имеется для таких случаев собственный убийца. Или палач. Я поморщился. — И потом, если бы они и объявили награду, то уж наверняка не через Интернет.
Томас кивнул, поглаживая обтянутое латексом плечо Жюстины.
— Тогда кто?
— А и в самом деле — кто? — поинтересовался я. — Есть способ узнать, кто стоит за этим объявлением? Или кому принадлежит этот адрес?
Жюстина покачала головой:
— Очень маловероятно.
— Тогда, может, стоит обратиться по этому адресу самим? — предложил Томас. — Может, нам удастся выманить их из убежища?
Я задумчиво почесал подбородок.
— Если у них есть хоть на грош смекалки, они не покажутся никому из тех, кто не утвердил себя в этом бизнесе. Но попробовать стоит. — Я вздохнул. — Придется его перевезти.
— Зачем? — удивился Томас.
Я постучал по листку пальцем.
— Дело может обернуться неприятностями, а надо мной живут пожилые люди.
Томас нахмурился еще сильнее и кивнул.
— Куда?
Я раскрыл рот, чтобы ответить, но тут ритм ударных внизу внезапно сменился, и до нас донеслись потрясенные крики, с которыми не справилась даже шумопоглощающая отделка. Секунду спустя мои нервы болезненно напряглись, а сердце забилось чуть быстрее, словно вспомнило недавние запросы моего тела.
Сидевшая напротив Жюстина поежилась, глаза ее закрылись, а соски под тонким латексом обозначились рельефнее. Бедра невольно задвигались, все сильнее прижимаясь к Томасу.
Глаза брата на мгновение вспыхнули серебром, потом он прищурился, осторожно высвободился из объятий Жюстины и встал. Плечи его напряглись словно в ожидании удара.
Я последовал его примеру.
— Что это?
— Неприятности, — отозвался он и оглянулся на меня через плечо. — Родня в гости пожаловала.
Томас пристально всмотрелся вниз, в зал, и кивнул, словно узнав кого-то.
— Гарри, — спокойным, негромким голосом произнес он. — Не вмешивайся в это.
— Во что? — не понял я.
Он повернулся ко мне; на лице его застыла неестественно бесстрастная маска.
— Это наши семейные дела. Тебя это не касается. Коллегия распорядилась обеспечивать безопасность чародеев. Если ты не будешь вмешиваться, я смогу о тебе не беспокоиться.
— Чего? — удивился я. — Томас…
— Просто позволь мне уладить это самому, — настойчиво произнес он.
Я собирался ему ответить, когда в помещение вошел вампир.
Подобные ощущения обычно вспоминаются с трудом — как последние мгновения сна перед самым пробуждением. Ты даже понимаешь, что стоит тебе отворить глаза, и ты все забудешь — но все равно не можешь поверить в то, что навсегда утратишь нечто, столь важное или прекрасное.
Стоило ей войти, и я повернулся посмотреть — как все до единого в зале.
Разумеется, она была в белом. В белом платье нехитрого покроя из переливающейся шелковистой ткани, дюймов на пять выше колен. Роста не меньше шести футов — возможно, за счет полупрозрачных туфель на шпильках. Бледная, безукоризненно гладкая кожа, темные волосы, меняющие оттенок в зависимости от пульсировавшего освещения дискотеки. Даже застывшее на лице капризно-надменное выражение не портило ее безупречной красоты, а тело вполне могло служить моделью для зазывающего плаката.
С грацией скучающего хищника спустилась она в зал, пересекла его и начала подниматься по лестницам. Каждый ее шаг сопровождался такими движениями бедер и плеч, что по сравнению с ними скачки вспотевших танцоров казались жалкой самодеятельностью. Да и чувственности в ней было побольше, чем у обезумевших любовников.
Не доходя нескольких шагов до нижнего пролета лестницы, она задержалась около молодого мужчины в кожаных штанах и обрывках футболки — похоже, ее растерзали на клочки восторженные поклонницы. Без колебаний она прижала его всем телом к перилам, медленно обвила руками и поцеловала.
Поцелуй, не более. Правда, молодому человеку этого никто не объяснил. По его реакции я мог бы предположить, что она овладела им всем без остатка. Несколько мгновений их губы не отрывались друг от друга, а языки с ожесточением сплетались и расплетались. А потом она просто отвернулась и стала подниматься по лестнице — медленно, так, чтобы каждое движение ее мышц под гладкой кожей запечатлелось в глазах завороженных зрителей.
Молодой человек просто осел на пол, слабо трепыхаясь и закрыв глаза. Подозреваю, он даже не заметил, что она от него оторвалась.
Все до единого в зале смотрели теперь на нее, и она это понимала.
Это не сопровождалось ничем из ряда вон выходящим. Я не могу сказать, что все разом, в едином порыве оглянулись. Все обошлось без внезапно наступившей тишины или оцепенения — вещей, которые сами по себе достаточно уже напрягают.
Ее воздействие на нервы было куда страшнее.
Ужас наводил тот факт, что прикованное к ней всеобщее внимание казалось само собой разумеющимся — вроде гравитации или чего-нибудь в этом роде. Все до единого присутствующие, мужчины и женщины в равной степени бросали на нее короткий взгляд, или просто делали короткую, почти незаметную паузу в разговоре. Большинство даже не заметили этого. Они и не догадывались, что их уже околдовали.