— Но мы вас умоляем!
— Послушайте, Мэри Джо, почему бы вам не прочесть обо всем у меня в мыслях?
— Ну что вы, как можно вторгаться в святая святых…
— История, и правда, тошнотворная. — Священник начал рассказывать. — Сначала на ткани у алтаря, неподалеку от молитвенного места старый ризничий обнаружил кучу человеческих испражнений.
— Какая гадость. — Миссис Перрин состроила гримаску.
— Но это ерунда по сравнению с тем, что случилось позже.
С помощью иносказаний и опуская подробности, он рассказал о том, что к статуе Христа, стоящей слева у алтаря, кто-то прочно прилепил огромный фаллос.
— Ну как, довольны теперь? — закончил он.
— Более чем, — ответила ясновидящая, явно расстроенная услышанным, — простите, что вынудила вас заговорить об этом. Давайте сменим тему.
— А мне ужасно интересно, — заявила Крис.
— Еще бы: интереснейшие люди вокруг — вот я, например. — Это подошел отец Дайер; тарелка его парила теперь над самой головой хозяйки. — Только договоримся так: сейчас я заканчиваю с астронавтом и тут же бегу к вам, ладно?
— Что же вы с ним начали такое? — спросил настоятель. Отец Дайер поднял брови.
— Обсуждаем вопрос о первом миссионере на Луне, — заявил он без тени улыбки. Все рассмеялись.
— Вы очень подходите по размерам, — заметила миссис Перрин. — Как раз поместитесь в носовом отсеке.
— Зачем же; я об Эмори хлопочу. — Дайер повернулся к настоятелю. — Это наш отец-дисциплинарий, главный страж всех здешних порядков, — добавил он, обращаясь к женщинам. — Редкий ценитель тишины и спокойствия: там для него будет сущий рай.
— И кого же он станет там обращать в вашу веру? — спросила миссис Перрин.
— Ну как же, астронавтов, конечно, — очень серьезно ответил ей молодой священник. — Только чтоб являлись поодиночке: он не переносит скоплений народа. Больше двух при нем не соберешься. Простите…
Дайер с очень загадочным видом вгляделся куда-то в противоположный конец комнаты и тут же отошел.
— А что, он мне нравится, — усмехнулась миссис Перрин.
— Мне тоже. — Крис повернулась к настоятелю. — Но вы мне так и не рассказали, что же у вас происходит в том коттеджике. Или это секрет? Кто этот смуглый священник, что постоянно попадается мне на глаза?
— Отец Каррас. — Голос иезуита прозвучал печально и тихо.
— И кто он у вас?
— Консультант. — Настоятель опустил бокал, задумчиво повертел его в пальцах. — Страшный удар постиг его прошлой ночью.
— Что случилось? — В голосе своем Крис с удивлением услышала тревогу.
— У него умерла мать.
Необъяснимая обжигающая печаль разлилась у нее в душе.
— Какое несчастье…
— Похоже, он переживает утрату очень болезненно, — продолжал настоятель. — Дело в том, что женщина жила одна, и нашли ее, как говорят, лишь на третий день после смерти.
— Ужас-то какой, — прошептала миссис Перрин.
— И кто нашел ее? — спросила Крис.
— Инспектор жилищной службы. Наверное, она и по сей день лежала бы там, если… если бы соседи не пожаловались на то, что радио в комнате у старушки играет день и ночь.
— Как все это печально, — прошептала Крис.
— Прошу прощения, мадам. — Она подняла глаза. Над ней с подносом возвышался Карл.
— Конечно, Карл, ставь сюда, спасибо. Дальше я сама все сделаю. — Крис любила сама разносить напитки гостям. — Такая миссия, — заметила она, — сближает с людьми, как ничто другое. Начнем с вас, пожалуй. — Она предложила бокалы священнику и миссис Перрин и пошла затем с подносом по кругу, заодно принимая новые заказы. Через минуту все присутствующие перегруппировались, как стеклышки калейдоскопа; лишь астронавт с Дайером, похоже, сплотились еще крепче.
— Я, доложу вам по секрету, никакой не иезуит, — гудел голос маленького священника где-то у нее за спиной. — Я всего лишь раввин, трагически опередивший свое время…
Крис заметила краем глаза, что рука его лежит на плече у астронавта и это плечо сотрясается от едва сдерживаемого смеха.
— Что есть пространство? — донеслось из того же угла через минуту; собеседник его недоуменно пожал плечами. — Кому же и знать тогда, если не вам, в нем побывавшим?..
Крис стояла с Эллен Клири, вспоминая о днях, проведенных в Москве, когда из кухни донесся вдруг знакомый звенящий голосок.
О боже, Бэрк!
Режиссер ругал кого-то на чем свет стоит. Извинившись, Крис бросилась на кухню: здесь Дэннингс злобной моськой наскакивал на Карла, а Шэрон тщетно пыталась его утихомирить.
— Бэрк! — воскликнула Крис, — прекрати сейчас же!
Он не обратил на нее ни малейшего внимания. В уголках рта его уже пузырилась пена. Карл с каменным лицом, сложив на груди руки, стоял у раковины и не сводил с обидчика немигающих глаз.
— Карл! — крикнула Крис. — Выйди же ты, наконец, отсюда! Ну что стал — не видишь, что ли, в каком он состоянии?
Швейцарец не тронулся с места. Через минуту Крис кое-как вытолкнула его силой.
— Нацистская свинья! — дико завопил вслед ему Дэннингс; затем повернулся к хозяйке дома и, радостно потирая руки, добавил вдруг: — Ну и что у нас на десерт сегодня?
— О боже! — Крис хлопнула себя ладошкой по лбу. — Еще и десерт!
— Ну а что, я ведь голодный, — заныл пьяный режиссер.
— Накорми его, что ли. — Крис повернулась к Шэрон. — Мне еще Рэгс нужно укладывать… И Бэрк, ради бога, постарайся вести себя прилично. У нас, между прочим, сегодня священники. — Она указала на дверь гостиной.
Дэннингс хитро наморщил лоб, взглянул на Крис с интересом.
— Гляди-ка, — бросил он совершенно серьезно, — и ты тоже это заметила!
Она вышла из кухни и спустилась в детскую. Риган провела здесь весь день. Сейчас она сидела с тенью какого-то мрачного отчуждения на лице и возилась с планшеткой. Не буянит хотя бы, и на том спасибо. Чтобы как-то развлечь дочь, Крис повела ее в гостиную и начала представлять гостям.
Риган вела себя на удивление кротко. Внезапно перед миссис Перрин она насупилась, не подала руки и не издала ни звука. Та, впрочем, попыталась все это обратить в шутку.
— Ну вот, сразу меня и раскусила! — Мэри Джо весело подмигнула Крис и в ту же секунду, вытянув руку, мягко ухватила девочку за ладонь, будто намереваясь измерить ей пульс. Риган резко выдернула пальцы и смерила женщину злобным взглядом.
— Ой, ой, ой, устала, наверное, — добродушно вздохнула миссис Перрин. Но Крис показалось, что в пристальном взгляде ее, по-прежнему устремленном на девочку, мелькнуло что-то тревожное.