За несколько десятилетий до окончательного падения татаро-монгольского ига, состоялась очередная попытка восстановить единство церквей Запада и Востока. И была эта попытка предпринята на Ферраро-Флорентийском Соборе.
Ферраро-Флорентийский Собор (1438-1445). Проходил в городах Ферраре (1438-1439), Флоренции (1439-1442) и Риме (1443-1445). В Римско-католической Церкви Ферраро-Флорентийский Собор считается XVII Вселенским. Современная Православная Церковь не признаёт решения этого собора. Однако во время его проведения было получено согласие восточных епископов, основываясь на котором, Патриарх Константинопольский провозгласил данный собор канонически состоявшимся, что подразумевало под собой то, что те, кто не подчинятся его решениям, будут отлучены от церкви. Ферраро-Флорентийский Собор подробнейшим образом рассматривал и анализировал расхождения в учениях Западной и Восточной Церкви. В частности, рассматривались вопросы о филиокве (filioque), о чистилище, о главенстве Папы Римского и прочие спорные вопросы между католиками и православными.
Иерархи Восточных церквей, внимательно ознакомившись с учением Западной Церкви, пришли к выводу, что оно не расходится с Православным учением. Что же касается пресловутых «нововведений» Латинской Церкви, то было признано, что они имеют основание в св. Писании и св. Предании.
На Соборе присутствовало 116 представителей Латинской Церкви и 33 представителя церкви Восточной (во главе с митрополитом Исидором), и все они признали определения данного Собора, за исключением митрополита Марка Эфесского.
6 июля 1439 года состоялось единодушное подписание резолюции Собора. Таким образом, была заключена Флорентийская уния [152], в результате которой Западная Церковь воссоединилась с Восточной.
Однако эта уния продержалась недолго. Известно, что спустя несколько дней после возвращение делегации русских епископов, митрополит Исидор был лишён сана и упрятан в темницу, а уния была разорвана самим князем московским. В среде же простого народа мнения относительно унии разделились: от полного отрицания до одобрения. Как писал историк прот. А.В. Горский: «Уже через несколько лет многие присутствовавшие на Соборе епископы и митрополиты стали открыто отрицать своё согласие с Собором ‹…›. Таким образом, уния была отвергнута большинством восточных церквей» [153].
В XV веке католическое богослужение в России не допускалось [154], даже несмотря на то, что в стране присутствовало много католиков-иностранцев.
Глава 4. Католичество в России XVI – XVII вв. От объединения русских земель, до начала царствования Петра I
При великом князе Иване III (1462-1505) – Новгород [155] и Тверь [156] утратили свою независимость, а при его наследнике Василии III (1505-1533) – произошла ликвидация формальной автономии Пскова [157] и Рязани [158]. Таким образом, прошла ликвидация последних удельных княжеств. Процесс объединения русских земель вокруг Москвы – завершился. Иван III стал в полном смысле суверенным правителем России, т.к. он отказался подчиняться хану Золотой Орды. Иван III так же принял титул государя всея Руси, тем самым заявив претензии на все русские земли. Впрочем, процесс окончательного формирования единого государства растянулся ещё на долгих двести лет [159].
Рассматриваемый в этой главе период времени характеризуется преимущественно негативным отношением в России к Католической Церкви. Отчасти корни этого лежат ещё в предыдущем, XV-м веке. В 1453 году «столица православия», «второй Рим» – город Константинополь пал под натиском турок. Православное духовенство тех лет распространяло среди народных масс слухи, что сам факт захвата Константинополя турками – есть Божья кара [160], обрушившаяся на народы, заключившие унию с католиками на Ферраро-Флорентийском соборе 1439 г.
И так, Греческая Церковь осталась без своего главы – императора, что невольно способствовало возрастанию роли централизации Рима. Ибо восточные христиане утратили способность действовать самостоятельно, в связи с утратой единого центра. Ранее же, вплоть до 1453 года, константинопольский Патриарх следил за греческими церквами. Однако, после падения Византии, в Восточной церкви никто не взял на себя прежней функции. Таким образом, Восточные и Греческие церкви не имели больше общего координатора. «Православие раскололось на отдельные Церкви, которые хоть и сознают свою связь друг с другом, но совместно действовать могут, лишь преодолевая огромные трудности» [161].
Московские князья стали единственными независимыми правителями своей земли, как в политическом, так и в духовном плане. Главу Русской Православной Церкви стали выбирать теперь в Москве. Светские власти стали самовольно назначать власти духовные: утверждать епископов, созывать церковные соборы, брать в свои руки проведение церковных реформ. Как совершенно справедливо заметил П.О. Пирлинг: «Самая идея Церкви утратила на русской почве свой настоящий смысл. ‹…› Концепция духовной власти – самостоятельной в своей сфере и ответственной только перед Богом, – рушилась, уничтожаясь практикой, обрекавшей Церковь на самое жалкое рабство» [162].
После падения Константинополя, среди оставшихся без единого центра православных автокефалий зародилась религиозно-историософская и политическая идея, целью которой являлось, так или иначе, обосновать особую религиозно-политическую роль и значение своей страны, как преемницы Византии. Дело в том, что столица Византии – город Константинополь – считался у православных наследником (правопреемником) Рима – т.н. «вторым Римом».
Эта идея, основанная на концепции «переноса империи» (translatio imperii), использовалась для легитимации притязаний тех или иных монархий на преемственность по отношению к Византии [163]. Так, например, в Болгарии со времён падения Константинополя, встречается идея, что Вторым Римом является город Тырново, который в XV веке являлся столицей Болгарского государства.
В России правопреемницей Константинополя была объявлена, разумеется, Москва. Автором данной концепции выступил старец псковского Елеазарова монастыря – Филофей [164] (ок. 1465-1542): «два убо Рима падоша, а третий стоит, а четвертому не быти» [165]. Согласно точке зрения русского историка и писателя Н.И. Ульянова (1904-1985), «политическая идея Москвы как третьего Рима в реальности восходит к общественно-политическому дискурсу царствования Александра II, то есть, связана с «восточным вопросом» и развитием русского империализма Нового времени» [166].
