В это долгое путешествие они отправляются с санями более надежной конструкции. Повозка вдвое длиннее наспех сооруженных шестифутовых саней, на которых Безмолвная перевозила Крозье, когда он не мог ходить, и полозья у нее набраны из маленьких, тщательно обструганных кусочков дерева, соединенных крепежными деталями, вырезанными из моржового бивня. Основанием полозьев служат пластинки китового уса, а не просто застывший слой вязкой массы из торфяного мха и тины, хотя Безмолвная и Крозье по-прежнему несколько раз в день поливают полозья водой, чтобы на них образовалась тонкая ледяная корка. Поперечины изготовлены из оленьих рогов и последних обломков досок и брусьев, у них оставшихся, включая опалубку снежного ложа; вертикальные задние стойки саней представляют собой прочно закрепленные на месте оленьи рога и моржовые бивни.
Упряжь из кожаных ремней теперь рассчитана на двоих – никто не поедет на повозке, покуда не получит травму или не заболеет, – но Крозье знает, что Безмолвная смастерила эти сани с великим тщанием в надежде, что еще до конца года их потащит упряжка собак.
Она беременна. Она не сказала Крозье об этом – ни с помощью веревки, ни взглядом, ни жестом, ни каким иным способом, – но он знает, и она знает, что он знает. Если ничего не случится, ребенок появится на свет в месяце, который Крозье по привычке называет июлем.
На санях они везут все свои меховые полости, шкуры, кухонные принадлежности, инструменты, голднеровские жестянки для воды, полученной из растопленного снега, и запас мороженой рыбы, тюленины, моржового мяса, убитых песцов, зайцев и куропаток. Но Крозье знает, что часть провианта предназначена для времени, которое, возможно, никогда не наступит – по крайней мере для него. А часть, возможно, уйдет на подарки – в зависимости от того, какое решение он примет и что потом случится на льду. Он знает, что в зависимости от принятого им решения, возможно, им обоим вскоре придется поститься, – хотя, насколько он понимает, поститься должен только он один. Безмолвная будет поститься вместе с ним просто потому, что теперь она его жена и не станет есть, коли он не ест. Но если он умрет, она возьмет сани с провиантом и вернется обратно на сушу, чтобы жить своей жизнью и выполнять свои обязанности.
Много дней они идут на север по берегу, огибая скалы и слишком высокие холмы. Порой, когда местность становится непроходимой, они вынуждены выходить на лед, но они не хотят оставаться там надолго. Пока не хотят.
Лед местами раскалывается, но в нем образуются лишь узкие каналы. Они не останавливаются, чтобы наловить там рыбы, и не задерживаются возле полыней, но продолжают идти вперед, по десять или около того часов в день, возвращаясь обратно на сушу сразу, как только местность там снова становится проходимой, хотя на берегу им приходится гораздо чаще обновлять ледяной панцирь на полозьях.
Вечером на восьмой день похода они останавливаются на вершине холма и смотрят на скопление освещенных снежных куполов внизу.
Безмолвная предусмотрительно спускается к маленькой деревне с подветренного склона холма, но все же один из псов, привязанных к воткнутым в снег или землю колышкам, заливается яростным лаем. Однако остальные собаки не присоединяются к нему. Крозье глазеет на освещенные снежные строения – одно состоит из нескольких куполов: большого и четырех маленьких, соединенных между собой традиционными тоннелями. При одной мысли о таком поселении – а уж тем более при виде оного – у Крозье мучительно ноет под ложечкой.
Откуда-то снизу доносится смех, приглушенный снежными блоками и оленьими шкурами.
Он может спуститься туда, знает Крозье, и попросить обитателей деревни помочь ему найти путь к лагерю Спасения, а потом отыскать своих людей. Он знает, что здесь живет община шамана, который спасся бегством во время жестокой расправы с восемью эскимосами на противоположной стороне острова Кинг-Уильям, и что они приходятся дальними родственниками Безмолвной, как и все восемь убитых тогда.
Он может спуститься вниз и попросить эскимосов о помощи, и он знает, что Безмолвная последует за ним и переведет его слова, прибегнув к помощи говорящей веревки. Она его жена. Он знает также: если он не сделает того, что они попросят его сделать там, на льду, вполне вероятно, эскимосы – с каким бы почтением, благоговением и любовью они ни относились к Безмолвной, мужем которой он является, – поприветствуют его доброжелательными улыбками, кивками и смехом, а потом, когда он будет есть или спать или потеряет бдительность, свяжут ему руки кожаными ремнями, наденут кожаный мешок на голову, а затем станут по очереди – и мужчины и женщины – наносить ножом удар за ударом, покуда он не умрет. Он видел сон о том, как истекает кровью на белом снегу.
Или, возможно, нет. Возможно, Безмолвная ничего не знает. Если она и видела во сне такое будущее, она не поделилась с ним и не рассказала, чем все закончилось.
Он в любом случае не хочет ничего выяснять сейчас. Эта деревня, эта ночь, завтрашний день – пока он еще не принял решение касательно другой вещи – не являются его ближайшим будущим, каким бы оно ни было, если оно вообще у него есть.
Он кивает Безмолвной в темноте, и они поворачивают прочь от деревни и тащат сани на север вдоль побережья.
В течение долгих дней и ночей похода – на ночь они сооружают только навес из оленьей шкуры, подвешенной к оленьим рогам в задней части саней, и спят под ним, тесно прижавшись друг к другу и накрывшись меховыми полостями, – у Крозье полно времени для раздумий.
За последние несколько месяцев – вероятно, потому, что у него не было собеседника (по крайней мере, способного общаться посредством обычной речи), – он научился разговаривать с разными частями своего ума и сердца так, словно они разные души со своими собственными мнениями. Одна из них, самая старшая и самая усталая его душа, знает, что он оказался несостоятельным во всех отношениях. Его люди – люди, доверившие своему командиру дело спасения своих жизней, – все умерли или заплутали во льдах. А в сердце своем, в душе сердца своего Крозье знает, что все люди, заплутавшие здесь, уже мертвы и кости их лежат на каком-нибудь безымянном берегу или среди пустынного ледяного поля. Он подвел всех их.
Он может, по крайней мере, последовать за ними.
Крозье по-прежнему не знает своего местоположения, хотя с каждым днем все сильнее подозревает, что они перезимовали на западном берегу большого острова где-то к северо-западу от Кинг-Уильяма, почти на той широте, где находятся лагерь и сам «Террор», хотя на расстоянии сотни или более миль от них. Ему пришлось бы двинуться на запад через замерзшее море и, возможно, пересечь еще несколько островов, а потом всю северную часть самого острова Кинг-Уильям и преодолеть еще двадцать пять миль по льду, чтобы достичь корабля, покинутого более десяти месяцев назад.
Или, возможно, он ошибается.
Но в последние месяцы Крозье достаточно хорошо освоил искусство выживания, чтобы полагать, что он в состоянии найти путь обратно к лагерю Спасения и даже добраться до реки Бака при наличии достаточного времени, охотясь по дороге и строя снежные дома или палатки из шкур при приближении неминуемых снежных бурь. Он может последовать за своими людьми этим летом, спустя десять месяцев после того, как покинул их, и найти какие-нибудь следы, пусть даже на это уйдут годы.
Безмолвная пойдет с ним – он точно знает, – даже если это будет означать смерть для нее и для всего, ради чего она живет сейчас.
Но он не попросит Безмолвную идти с ним. Он пойдет один, так как подозревает, что – несмотря на все свои новые знания и опыт – погибнет в ходе такого путешествия на юг. Если он не умрет на льду – наверняка получит какое-нибудь серьезное повреждение на реке, по которой придется подниматься. Если его не убьют река, тяжелая травма или болезнь, он наверняка встретится с какими-нибудь враждебно настроенными эскимосами или с еще даже более свирепыми индейцами дальше к югу. Англичане – особенно бывалые арктические исследователи – склонны считать эскимосов варварским, но миролюбивым народом, в высшей степени добродушным и не воинственным. Но Крозье видел правду в своих снах: эскимосы – обычные люди и берутся за оружие, совершают убийства, а в трудные времена даже предаются каннибализму с такой же легкостью, как некоторые члены его английской команды.
Гораздо короче и безопаснее похода на юг, знает Крозье, другой путь: если он двинется отсюда прямо на восток по замерзшему морю, прежде чем паковый лед вскроется летом (если вообще вскроется), а потом пересечет полуостров Бутия и, оказавшись на восточном побережье оного, повернет на север и доберется до Фьюри-Бич или места стоянки прошлых экспедиций и просто дождется там какого-нибудь китобойца или спасательного корабля. В таком случае шансы выжить и спастись представляются превосходными.
