Иногда Фёдор встречал зверей, которые его не боялись, потому что были больны бешенством, но при этом вели себя тихо и неагрессивно. Бешенство выражалось только в патологическом отсутствии страха.
Фёдор зверей тоже не боялся, подходил к ним близко и разглядывал грязновато-восхитительных лис с умными мордами, монументальных лосей, могучих длиннорылых кабанов с полосатыми кабанятами, такими маленькими, но ужё заражёнными тихим бешенством. На всякий случай у Фёдора был с собой краткий «Отеческий русский целебник» с необходимыми советами, в том числе таким:
«Трава сорочий щавель, она же щавель овечий – маленькая, листочки как денежки, растёт кустиками на пахотных землях низких, на лугах, на влажных местах. Корень бел и гладок, видом редька, а по нему словно мох, лист идёт от корня, как у свёклы. Хороша та трава человеку, которого собака укусит бешеная или ужалит змея: с салом медвежьим – в три дня заживёт».
Фёдор полагал, что сорочий щавель поможет и в случае с укусами других животных. Разве что от последствий нападения кота было в книге иное средство:
«От укуса кота или кошки возникает тяжелая болезнь с позеленением тела – приложить тогда дольку луку, это больного исцеляет».
Впрочем, котов Фёдор не встречал – ни полевых, ни лесных, ни болотных, все они прибились к людскому жилью и с ледяной рациональностью паразитировали на человеческой жалости, кормясь за счёт нищих стариков (больше в деревнях никого к тому времени не осталось).
Но на всякий случай в кармане телогрейки Фёдор носил луковицу.
Как-то раз он увидел на берегу лесного озера крупное животное, похожее на бегемота.
«Вот северный бегемот, – подумал Фёдор, – такой же млекопитающий, как я, он ест траву, как корова, и он явно очень силён, ноги у него, как медные трубы, а кости, как железные прутья».
Зверь не видел Фёдора. Напившись, он отошёл от воды и лёг под сосной на золотую хвою. Появились мыши-полёвки и стали играть с ним, но он не шевелился, чтобы не причинить им вреда. Затем зверь встал и исчез в зарослях камыша.
Прошло две недели.
Фёдор не желал сдаваться.
Мобильный телефон разрядился, и позвонить домой он не мог.
Родители объявили его в розыск.
Станция представлялась ему уснувшим существом, которого следует вызвать из небытия, чтобы уникальный организм в железобетонном панцире, пронизанный нервами проводов, воскрес.
«Надо успеть до первого снега, иначе зима возьмёт своё, – размышлял Фёдор. – До весны, когда в этих краях зацветёт медуница неясная, не дотяну».
Чтобы вскрыть вход в бункер, Фёдор запасся дрелью с набором особых свёрл, лобзиком по металлу и титановым ломиком. Всё это приходилось нести на себе вместе с провиантом.
Фёдор худел.
Из числа бореальных сибирских видов он встретил лиственницу сибирскую, пихту сибирскую, спирею среднюю, княжик сибирский, какалию сибирскую, скерду сибирскую, иву грушанколистную, хохлатку дымянкообразную.
Русские люди отпраздновали день Покрова земли инеем, накормили домового блинами и проводили его на покой.
Фёдор верил, что найдёт бункер со станцией.
Он вообще в этом не сомневался, как не сомневается мученик в существовании своего изуверского божества.
Иногда Фёдор выходил в какой-нибудь посёлок купить в магазине продуктов и батареек для своего приёмника. Он слушал этот приёмник постоянно, и батарейки быстро садились. Цена хороших батареек каждый раз неприятно удивляла Фёдора, но он понимал, что новости – удовольствие, за которое надо платить.
Небритый, вонючий, измазанный грязью, он быстро делал необходимые покупки и снова исчезал в лесу.
Фёдору стало тяжело общаться с людьми. Он начал беречь слова. По возможности изъяснялся жестами.
Он искал. Тихая настойчивость сменилась восторженным упорством.
Иногда радиоприёмник Фёдора вдруг сам по себе настраивался на станцию «Конкордия», и в эфир прорывалась такая ересь, от которой у порядочного человека волосы вставали дыбом и скакало давление. Фёдор возмущался, но слушал эти передачи, уверенный, что на него дезинформация не действует.
«Опомнитесь! Ваша власть – это колосс на глиняных ногах, – вещал диктор «Конкордии». – Он рухнет, и вы погибнете, придавленные обломками… Патриоты! Содействуйте моральному разложению армии».
Однажды вечером Фёдор поставил палатку на поляне, заросшей кукушником длиннорогим. Это травянистое растение с двумя пальчатолопастными клубнями и слегка ребристым стеблем, высотой 30–70 см. Цветки мелкие, лилово-розовые или розово-фиолетовые.
Фёдор вскипятил на костре воды и заварил лапшу, поужинал, послушал новости, тихо подрочил, прочёл «Отче наш», угрелся в спальном мешке и заснул в своей одинокой палатке, которую обступил, шелестя, древний длиннорогий кукушник.
Фёдору снился ЛБВ-генератор белого шума с запаздывающей обратной связью – знаменитый прибор подавления радиосигналов «Шумотрон», созданный советским учёным В. Кисловым. «Чем ниже температура, тем более интенсивна электронная эмиссия в нашем уникальном отечественном обратном вакууме, и это приводит к затуханию нежелательного сигнала извне», – сказал Кислов. Затем Фёдору стало сниться, что он, наконец, собрал дома маленький ядерный реактор, осуществил пробный пуск, но реакция вышла из-под контроля, и температура в реакторе начала быстро расти. Фёдор распахнул окна в комнате, чтобы охладить установку воздухом, и в этот момент раздался взрыв.
Дул холодный ночной ветер, печально покачивались чахлые стебли кукушника.
Рано утром, в сумерках, Фёдор проснулся, возбуждённый странным чувством благоговения, вылез из палатки и, глядя в небо, с дерзостью пророка произнёс, почти не веря происходящему:
– Я здесь, мой Лучезарный Господин!
– Вижу, – ответил хриплый голос из глубины леса. – Ты чего здесь делаешь?
– Ищу станцию глушения, Повелитель, – сказал Фёдор, не смея посмотреть в ту сторону, откуда вещал Властелин.
– Караулов, чего глушить собирался? «Голос Америки»? – спросил Властелин.
– У меня, Повелитель, более обширный национальный интерес. Хочу полностью подавить иностранную звукопропаганду. Надо наполнить эфир искусственной сверхтишиной, чтобы освободить место для трансляции русских народных новостей, хоровых песен, записей богослужений и гимна Российской Федерации.
