о ветки под снегом и неловко села в сугроб. Капюшон свалился с головы, волосы разметались. Пока она выбиралась из сугроба и приводила себя в порядок, олень снова заблажил — и издалека ему откликнулись несколько точно таких же голосов.
— Ты своих друзей позвал, да? Или это будет знакомство с родителями? — неловко пошутила Настя, напряжённо вглядываясь во тьму. — Волки же так не воют, правда?
Заскрипел под шагами снег, захрустели ломающиеся ветки. Настя хотела заорать, но решила повременить с криками. Стояла и смотрела, как из чащи леса надвигается рой ярких зеленоватых и голубых огоньков. Похрустывание и скрип снега приблизились, и из-за припорошённых снегом кустов на поляну вышли они.
Олени.
Их было с десяток — грациозных, как выточенных умелым мастером из дерева, инкрустированного драгоценными каменьями влажно блестящих глаз. Четверо самцов величественно несли на головах короны рогов — более ветвистых, чем у Настиного оленя. Самочки — маленькие, скромные — робко топтались позади них. И пара подростков — неугомонные, легконогие — скакали и играли друг с другом, вставая на дыбы и стукаясь безрогими лбами.
— Божечки! — восторженно всплеснула замёрзшими руками Настя. — Очаровашки! Привет!
Маленькое стадо приблизилось, остановилось в нескольких шагах, опасливо пробуя воздух раздувающимися ноздрями. Они были так милы и забавны, что Настя улыбнулась, потёрла пощипывающие от морозца щёки холодными пальцами и смело пошла оленям навстречу.
— Привет, малыши! Я Настя, меня привёз ваш сильный и красивый сородич! — засюсюкала она. — Вы же меня не боитесь, да? Ой, что ж вы тощенькие такие все? Все рёбрышки видны. Бедняжики мои…
Самочки шарахнулись в стороны, подростки смело сунулись вперёд, обнюхали девушку с живейшим интересом. Самый рослый самец тоже потянулся к Насте, хватанул её за рукав. Она засмеялась, отдёрнула руку и на всякий случай сделала шаг назад. И наткнулась спиной на что-то твёрдое, острое. Обернулась: позади стоял тот самый олень, что принёс её сюда. Он склонил голову и выставил рога вперёд, глядя на девушку снизу вверх. Настя истолковала это по-своему:
— Форест, дружочек, это ты так меня защищаешь, да? Зачем тогда рогами ткнул? Фи, нехорошо!
За рукав снова потянули, и Настя взмахнула рукой, отгоняя излишне любопытное животное. Снег набился в угги, промочил тёплые носки, и пальцы ног онемели от холода. Варежки затерялись в сугробе, волосы растрепало ветром, студило уши и щёки. Мороз медленно пробирался в рукава короткой дублёнки. Волшебство волшебством, но пора бы выбираться отсюда.
— Фу! — грозно сказала Настя очередной любопытной морде, сунувшей нос ей в карман.
Олени осмелели. Полезли к девушке всей толпой, принялись хватать зубами за дублёнку, кто-то сзади толкнул в спину острыми копытами и рванул за капюшон. Настя вскрикнула, принялась расталкивать обнаглевших зверей, завопила «Кыш!» на весь лес. Рукава трещали от рывков в разные стороны, любопытная безрогая морда сунулась и оторвала пуговицу с дублёнки. Глаза оленей блестели, отражая странную оранжевую луну, и в них Настя читала что угодно, кроме дружелюбия. Самообладание и вера в предновогодние чудеса покинули девушку в один момент. Она всхлипнула, замолотила кулаками и рванулась прочь из тесного кольца таких пугающе-навязчивых новых знакомых. Увязая в глубоком снегу, она брела наугад, то старательно запахивая дублёнку с единственной уцелевшей пуговицей, то отпихивая оленей.
— Мамочка, — тихонько скулила Настя, — Мама, я домой хочу… Где тут выход? Где я вообще? Мне страшно-оооо!
На краю неглубокого овражка девушка оступилась, поскользнувшись на толстом корне сосны, и закувыркалась по склону. Растянулась, ощущая снег лицом, ладонями и животом, расплакалась. И тут же закричала: кто-то пребольно рванул её за волосы.
— Уходите! — рыдая, умоляла Настя. — Что вам надо, твари? Отпусти, больно!!!
Олени обступили её кольцом, чьё-то острое копыто встало на обтянутое мокрыми легинсами колено. Настя завизжала так, что животные шарахнулись врассыпную. Плача, девушка кое-как поднялась, пригладила пожёванные волосы, ощутила, что изрядный клок вырван. Её трясло от холода, снег набился и под задранный свитер, и в штаны. Согнуть ногу в колене не получилось — слишком больно. Настя заозиралась вокруг, ища палку потолще, но всё, что могло ей пригодиться, скрыл толстый пласт снега. Подвывая от боли, она принялась карабкаться вверх по склону, то и дело оборачиваясь.
Зверьё шло, бежало и скакало за ней по пятам. Будто дикие животные видели людей каждый день. Словно привыкли к ним с самого крохотного возраста. Абсолютно не пугались, твари. Настя отломила от ели лапу, орала на оленей, размахивая ею. Один из самцов подскочил и запросто вырвал её из рук девушки. Откинул ветку в сторону и пошёл на Настю, угрожающе выставив рога. Девушка отшатнулась, заметалась, припадая на больную ногу.
Бежать. Прочь, как можно скорее. Что за странные твари, почему они пристают, что за жуткий огонёк в их чёрных, как будто неживых, глазах? Скорее отсюда, скорее… Кажется, впереди левее слышно трассу. Нет… правее?
Хруст ломающихся веток, скрип снега и шумное сопение оленьего стада мешали Насте сосредоточиться и прислушаться. Она брела наугад, словно заводная, боясь остановиться даже на секунду. Стоило перестать двигаться — проклятые олени набегали толпой, тыкали рогами, старались задеть копытом по ноге. То ли свалить девушку пытались, то ли…
— Куда вы меня гоните? — плакала Настя. — Да что вам надо? Уходите… оставьте меня в покое…
Дублёнка на плече лопнула от очередного рывка, а потом и совсем порвалась по шву. Настю обогнали весёлые оленьи подростки, треплющие рукав. Они тянули его друг у друга, роняли и подбрасывали. А потом разорвали и принялись пожирать, торопливо глотая оторванные куски, словно собаки мясо. От увиденного девушка оцепенела. Хрустнула очередная ветка, заставив молодых оленей обернуться на звук. Глаза, отражающие луну, светились холодным синим пламенем.
Как волчьи.
У Насти подкосились ноги, и она рухнула лицом вниз в глубокий снег. Узловатый выступ твёрдого, как камень, толстого корня пришёлся аккурат на висок, и в морозном воздухе разлился запах крови. Как по команде олени вскинули головы и ринулись к жертве. Торопливо рвали одежду, отбрасывая клочья в стороны. Ломались под острыми копытами тонкие косточки девичьих рук. Золотой браслет с сердечком, сорванный крупным самцом, сверкнул в оранжевом свете луны и исчез в истоптанном снегу, быстро покрывающимся тёмными пятнами.
Олени были голодны. Очень, очень голодны.
***
Славик и Викуся, взявшись за руки, прогуливались по осеннему лесу. Один плеер на двоих романтично мурлыкал старую песенку. Юные влюблённые, тоненькие и хрупкие, словно пара эльфов, шуршали разноцветными листьями и наслаждались погожим осенним деньком.
И тут Викуся сказала:
— Смотри! Олень! Так близко и не боится… А вон там ещё! И так много!
Славик приобнял подругу за талию, ощутив под ладонью горячую кожу нежного живота, и шепнул:
— Давай подойдём поближе? Не каждый же день олени выходят к людям. Мы с тобой редкостные счастливчики, кисуль!
Говорят, чудес на свете нет,
И дождями смыт оленя след.
Только знаю: он ко мне придёт.
Если верить, сказка оживёт!
В детстве, когда я плохо себя вел, мама говорила: если ты не будешь слушаться, тебя заберет бабайка. Бабайка крадет непослушных детей.
Однажды так и случилось. В соседнем дворе умерла девочка. Ее гроб стоял у подъезда многоквартирного дома, в котором она жила, вокруг толпились люди. Мы с мамой подошли ближе. Мне очень хотелось посмотреть на девочку, но гроб был закрыт. Какая-то женщина в толпе сказала другой, что девочка умерла от гриппа.
Когда мы пришли домой, мама налила чаю и поставила на стол пироги. Я потянулся к пирожку. Но, прежде чем пустить меня за стол, мама велела вымыть руки. Сказала, что девочку, которая умерла, на самом деле забрал бабайка. Она не слушала взрослых и не хотела делать того, что ей говорят. Вот поэтому гроб и стоял закрытый — потому что внутри было пусто.
Руки я мыть не любил. Возможно, здесь есть какая-то связь, но,
