Так пролетели полтора месяца, и проблема с военкоматом была благополучно улажена. Мне даже не пришлось никуда идти – отец Ди решил за меня, как и обещал, все вопросы, а новенький, неприятно пахнущий краской военный билет благополучно перекочевал в банковскую ячейку, которую мы вскоре арендовали по настоянию любимой. Там лежала еще какая-то пухлая папка и пара конвертов из плотной темной бумаги, но Ди сказала, что не знает, что там – это папины дела. Впрочем, это было совершенно неважно. Главное – дело сделано, и даже родители, что было редким случаем, меня искренне похвалили и сказали, что я впервые без их участия решил действительно серьезный вопрос.
Конечно, так оно тогда и было, но нынешнюю ситуацию мне придется как-то «вытаскивать» исключительно одному, и, полагаю, все произошедшее гораздо серьезнее даже того случая с военкоматом и «дуркой». Впрочем, наверняка никогда и не скажешь.
Я медленно подошел и аккуратно поднял трубку, испытав волну отвращения от липкого соприкосновения кожи с теплой пластмассой.
– Да? – мой голос дрогнул.
– Дорогой зятек! Как ты? – раздался в трубке жизнерадостный голос отца Ди.
Вот только его мне и не хватало. Забавно, но окружающие словно чувствуют, как у тебя что-то идет не так, и именно в этот момент готовы «оборвать трубку» без всякого видимого повода. Возможно, это какая-то древняя интуиция, которая дремлет в неизведанной глубине каждого из нас и иногда дает о себе знать. Как-то один знакомый мне рассказывал, что проснулся с ощущением необходимости позвонить двоюродному брату, с которым оборвал все контакты несколько лет назад после крупной ссоры. Желание сделать это было настолько велико, что он поменял свои утренние планы, чтобы дозвониться до родителей, выяснить телефон брата, услышать, что «абонент не отвечает или временно недоступен», опять перезвонить матери, уточнить телефон его девушки и попытаться связаться с ней. К обеду выяснилось, что каким-то мистическим образом он узнал о беде, которая оставалась неведомой окружающим брата и самым близким людям. А когда ему перезвонил отец, бесцветным голосом сообщивший, что тот повесился в кухне съемной квартиры, он испытал странное облегчение и понимание.
– Спасибо, все хорошо, – хрипло ответил я и, сглотнув, закашлялся.
– Не простыл? Смотри, не кашляй, а то уложишь в постель мою девочку не только для самого приятного, – хохотнула трубка, и я вздрогнул, не понимая, как этот человек может быть таким жизнерадостным, когда Ди мертва. Ведь он наверняка что-то чувствует, а может, даже знает наверняка. Тогда к чему эти прелюдии? Он просто изощренно издевается надо мной? Или это такой своеобразный способ отгородиться от отчаяния и боли потери?
– Со мной все в порядке, – ответил я, чувствуя, как в голосе начинают проступать явственные нотки раздражения. В самом деле – мне надо обдумать и решить, что делать с трупом его дочери, а заодно с котенком и собой, а в такой ответственный момент у меня интересуются состоянием здоровья. Конечно, все в порядке, ну, разве что есть совсем небольшие проблемки.
– Вот и хорошо. Тебе надо передохнуть. – В голосе чувствую усталость. – Ладно, не буду тебе надоедать. Позови мою дорогую доченьку – у меня есть новости, которые ее точно обрадуют.
Вот и этот самый момент. Что ответить? Я почему-то подумал, что от моих слов сейчас будет зависеть очень многое. Главным образом – свобода моих действий и запас времени на то, чтобы все продумать и сделать так, как надо.
– Сожалею. Она около часа назад уехала. По-моему, встречается с какой-то подругой, – медленно произнес я и затаил дыхание, выжидая.
– Ах, так? Покинула, значит, тебя? Ну, это на нее похоже. Сейчас мы посмотрим! – пророкотала трубка, в которой что-то зашелестело, и послышались помехи, прерываемые мягкими тональными пиками.
И тут я вздрогнул так сильно, что сдвинул со скрежетом разлапистую телефонную базу, на которой горел большой зеленый ноль, подсказывая, что новых сообщений не было. Что это? Всего лишь звонок сотового телефона Ди со знакомой дурацкой мелодией. Хрипастый парень, или, может быть, девушка, пел под нее что-то кажущееся многим смешным про медведей с заштопанными ушами и зайцев с третьей ногой.
– Ого-го! Что я слышу?
В трубке раздался кашель, и голос посерьезнел:
– Чем это вы там таким занимаетесь, что она не может даже оторваться, чтобы ответить папочке? А? Любовью?
– Ничего такого нет. Наверное, просто забыла телефон, – ответил я и чуть было сам не ударил себя по губам.
Ди могла оставить дома все, что угодно, кроме своей узкой крокодиловой сумочки и сотового телефона. Не знаю почему, но любимая обожала с порога начинать кому-нибудь звонить и спускалась по лестнице или в лифте, болтая без умолку. А вот на улице, даже при важном звонке, она предпочитала быстро закончить разговор и идти в молчании, тесно прижавшись ко мне.
– Нет, я так не думаю. Ты что-то недоговариваешь.
Мне хотелось крикнуть ему в ответ, что так оно и есть. Более того, о том, что случилось, нам двоим отлично известно, и, может быть, стоит заканчивать с этой затянувшейся дешевой комедией. Но, сглотнув, я услышал от себя нечто другое:
– Как только Ди вернется, я попрошу ее сразу же вам перезвонить!
– Ну, да. Конечно. Если вернется и прочее дерьмо. Ты сам-то себе веришь?
В трубке раздался глухой стук.
– Представляешь, чуть бокал из пальцев не выскользнул. И кому только приходит в голову делать их такой неудобной формы?
– Не знаю. Думаю, вы сможете поговорить с Ди в самое ближайшее время, – неуклюже попытался я завершить разговор, но услышал:
– Не будь таким уверенным. Нет, я бы точно на это не поставил!
– О чем вы говорите?
Я присел, чтобы опереться о тумбу – иначе трубка просто могла выскочить из сильно дрожащей руки, от которой, кажется, отлилась вся кровь, и я не чувствовал даже болезненных покалываний в пальцах.
– Мы ведь сейчас только вдвоем? Не так ли? – спросил отец Ди и что-то звучно хлебнул. – Не обращай внимания, сынок, у меня от этого в голове не мутится. Да и пью так рано я в редких случаях. Так что, некому нас подслушать?
– Я в квартире один.
Мой ответ прозвучал неискренне, но, похоже, это не имело значения.
– Это хорошо – верю. Ты стоишь?
– Нет.
– Очень предусмотрительно. А что ты скажешь на то, что я драл ее впервые на том самом кресле, в котором сейчас сижу?
Вопрос меня ошарашил, но потом я понял, что наверняка что-то не так расслышал или имелось в виду нечто совсем другое. Поэтому я тихо уточнил:
– Простите, повторите, пожалуйста. Здесь какие-то помехи.
– Все ты прекрасно расслышал, а помехи если какие и есть, то из-за этих электрических говнюков, которые постоянно прослушивают мой телефон. Эй, вы там! Меня хорошо слышно? Идите пока и перекурите – мне надо переговорить с этим парнем по одному важному делу.
