— Шутки все шутишь, Горден, — с укором отозвался ночной гость. — Ты вон тоже не больно-то сонным выглядишь, боли мучают или сомнения?
— Я все сказал, — сухо отрезал Горден, закрывая дверь, — спокойной ночи, Антуан.
Постоял немного, вздохнул и побрел обратно на кухню.
Павел метался по комнате из угла в угол. Горден сдаст его, рано или поздно отдаст. Что он может придумать, если крестник сам отказывается от единственного очевидного спасения?!
Нет! Нужно что-то делать, куда-то бежать. Спрятаться, чтобы никто его не нашел. Затеряться. Лучше всего это сделать где-нибудь в людном месте, например, в Метро. Чтобы его не нашли. И думать, думать самому. Нельзя полагаться на других.
Решившись, Павел на цыпочках прокрался к двери, нашел там свою потрепанную куртку и отстиранный от крови свитер с уже двумя дырками на груди, оделся, стараясь даже не дышать. Понимая, что поступает в высшей степени некрасиво, сунул руку в плащ Гордена и достал оттуда несколько смятых некрупных купюр. На воду и билет на Метро хватит. Он обязательно вернет все, когда сможет. К тому же для крестного это не деньги вовсе. Но все равно неудобно как-то.
Павел в последний раз взглянул через плечо на темный коридор с отблеском кухонного света в конце и вышел к лифту, тихо затворив за собой дверь.
В это время на другом конце квартиры в затянутой сигаретным дымом кухне сидели за столом Сиковски и Горден. Старик попыхивал трубкой и недовольно косился на кровавое пятно на боку хозяина квартиры. Горден не обращал на это внимания, пил коньяк из пузатого большого стакана. Звонкой струйкой текла в железную раковину вода из незакрытого крана.
— Нет желания вернуть мальчишку? — поинтересовался Сиковский невинно.
— Пусть идет, — тоскливо отмахнулся Святослав.
— Может ты и прав, — старик причмокнул губами. — Его смерть многое изменила. До сих пор поверить не могу, что ты дал ему утонуть. Не по-родственному это как-то, да и не по-человечески. Я все наблюдал за тобой, как ты с зеркалом своим обращаешься, и уж было поверил, что ты не способен на точный расчет. Думал, ты безнадежен…
— Не сыпь мне соль на рану, — прошептал Горден.
— Не каждый, да, не каждый, — не унимался старик, — вернувшись с грани, способен видеть, но каждый, несомненно, смотрит на мир по-другому. А мальчишка оказался необычайно способным…
— Знал бы ты, Патрик, чего мне стоило запустить его сердце там, на берегу… мертвым.
— Даже не знаю, какими резервами ты пользовался и как сохранил свое зеркало. Боишься, я новое тебе не сделаю?
— Не боюсь, просто мамка меня учила беречь свои вещи, — Горден сощурился. — Но ты-то как мог, ведь знал, что парень там, в багажнике умирает, сам вышел, а его не открыл.
Это прозвучало будто обвинение, но старик лишь пожал плечами:
— Твой парень, тебе с ним и возиться. Кроме того, я не хуже тебя понимал, что от Зеркала он откажется. Понял сразу, как увидел. Этим и ты меня заинтересовал когда-то.
— Я порою думаю, что Дьявол — это ты, — проворчал Горден.
— Может быть, для кого-то, — философски заметил Сиковски. — Для тебя, например. Ведь все же знают: ты моя любимейшая игрушка!
— Какая неслыханная честь! — фыркнул Святослав.
— Но какая незавидная участь! — не отставал старик. — Ты что, все еще надеешься меня обыграть? Добиться, чтобы я делал что-то для тебя просто так? Хочешь узнать тайну души? Или, может, мироздания?
— Ты когда-нибудь проболтаешься, я уверен, — скривился Горден. — Все старые евреи жуткие балаболы.
— А с чего ты взял, что я еврей? — поинтересовался старик, выпуская к полотку серию белесых дымных колец.
— А мне так нравится тебя воспринимать, — без запинки отозвался хозяин квартиры.
— Порою, Слава, ты меня убиваешь своей прямотой, за то тебя и люблю, — расхохотался старик.
Они помолчали. Горден внезапно вспомнил что-то и хлопнул в ладоши, забыв, о вернувшейся ране. Засопел и облокотился на стол, подпирая тяжелую голову.
— Ты ведь знаешь, кто пустил пулю в Кранца, — утвердительно сказал он. — Из арбалета стрелял Антуан, хотел отбить мальчишку, да я подхватил. А вот кто стрелял…
— А ты говори, Слава, говори. Ты прав и я прекрасно знаю, кто играет не по правилам, но это только ваше дело, господа. В моем Уставе нет ни строчки о защите материала для Зеркал.
— А я тут подумал, — Горден не отрывал от лица Патрика пристального взгляда. — Эти ведь тоже не хотят убить Кранца. Они задирают планку, хотят, чтобы легенда о прайде стала реальной.
Сдается мне, это и не легенда вовсе, а как бы угроза. Что ты смеешься, Патрик! Меня осенило! Это было чистейшей воды предупреждение. Не задумаешься, не изменишься — поплатишься!
— Нет, Горден, я смеюсь сам над собой, — взмахнул трубкой Сиковски. — Я столько лет на тебя глазею, но чего-то недоглядел. Оказывается, твои мозги куда активнее, чем я думал все это время…
— То ли оскорбил, толи похвалил, — сник Горден. — Но не ругаешь, значит, я прав. Лев не прислушался к предупреждению…
— И проиграет, — уверенно закончил Сиковски. — Только не спрашивай старика, за что я лично недолюбливаю Льва, я не имею права обсуждать своих клиентов. Но есть еще одна интересная возможность, которую ты не продумал. Например, если сбежавший от тебя Кранц, которому ты велел даже не думать о Льве, не ходить к нему и не искать его, найдет способ убедить и объединиться со своим заказчиком. Эта парочка может разнести весь мир. Камня на камне не оставят! Твой крестничек мне показался очень…
— Опасным? Мне тоже, — Горден коснулся раненого бока. — Стоило его зажать и он бросился убивать, мотивируя любые поступки самозащитой.
— Ой, в опасности и не такое сотворишь, нашел чем его упрекать, — покачал головой Сиковски. — Но он очень упертый.
— Если Павел найдет способ… силу… понимание, как связать себя с двойником, а потом объединится с Львом Черненко, это будет абзац. Во-первых, крах моей собственной жизни, во-вторых…
— Вот тогда точно будет война, — покивал старик. — Потому что Лев Черненко стар, силен и умен. Он просто подчинит себе мальчишку и дело с концом. Ты подумал о том, что все до последнего слова это может быть его игрой…
— Или твоей… или моей, — Горден глотнул еще коньяка. — Я правда не знаю, чем все это закончится, Патрик. Мне не хватает карт, Сиковски, старый плут, скажи, кто еще участвует!
— Думай сам, Святослав, я уже убедился, что ты достаточно умен для этого. А иначе тебе будет совсем неинтересно.
В кухню заглянула помятая, с отпечатком подушки на щеке, Белла.
— А я думал, ты уехала, — хмыкнул Горден.
