До сего момента, разумеется.
3
[Ральф!]
Это был голос Лоис… но далекий. Такой далекий!
[Ты должен сделать что-нибудь прямо сейчас! Не давай ему остановить тебя!]
Теперь Ральф понял: то, что он принял за афганский коврик на коленях матери, на самом деле было ковриком кровавых икринок на коленях Малинового короля. Тот наклонился к нему над этим пульсирующим покрывалом, и его толстые губы растянулись с издевательским участием.
[Что-нибудь случилось, Ральфи? Где у тебя болит? Скажи маме.]
[Ты не моя мать!]
[Да, я — Королева-рыба! Я велика и горда! Все мое всегда со мной! На самом деле я могу быть тем, чем захочу Может, тебе не известно, но смена формы — древний обычай в Дерри.]
[Ты знаешь зеленого человека, которого видела Лоис?]
[Конечно! Я знаю всех ребят по соседству!]
Но Ральф уловил мгновенное замешательство на этой чешуйчатой физиономии.
Жар вдоль его руки усилился, и Ральфа вдруг осенило: если бы Лоис была здесь, она вряд ли смогла бы его увидеть. Королева-рыба излучала пульсирующее, становившееся все ярче мерцание, которое постепенно окутывало его. Мерцание было не черным, а красным, по все равно это был «мешок смерти», и теперь он понимал, как чувствуешь себя внутри паутины, сотканной из твоих самых ужасных страхов и болезненных переживаний. Не существовало способа убежать от нее или разрезать ее, как он разрезал «мешок смерти», окутавший обручальное кольцо Эда.
Если я собираюсь бежать, подумал Ральф, мне придется ринуться вперед с такой силой, чтобы прорвать эту штуковину и выскочить с другой стороны.
Сережка по-прежнему была у него в руке. Он зажал ее так, что зубец торчал между тех двух пальцев, которые пыталась проглотить другая зубатка шестьдесят три года назад. Потом он сотворил коротенькую молитву, но обращаясь не к Богу, а к зеленому человеку Лоис.
4
Зубатка подалась еще вперед; злоба, как в мультфильме, разлилась по ее безносой морде. Зубы внутри этой вялой усмешки теперь казались длиннее и острее. Ральф увидел капли бесцветной жидкости, висящие на кончиках усов, и подумал: Отрава. Проведу остаток жизни в инвалидном кресле. Господи, как же я боюсь. Мать твою, боюсь до смерти!
Лоис, крича издалека: [Быстрее, Ральф! ТЫ ДОЛЖЕН ТОРОПИТЬСЯ!]
Где-то намного ближе кричал маленький мальчик; кричал и размахивал правой рукой, размахивал зубаткой, вцепившейся в пальцы, похороненные внутри пасти беременной твари, которая ни за что их не выпустит.
Зубатка наклонилась еще ближе. Платье, которое было на ней, зашуршало. Ральф почувствовал запах духов матери «Святая Елена», непристойно смешавшийся с рыбной мусорной вонью пожирателя падали.
[Я хочу, чтобы Эд Дипно успешно выполнил свое поручение, Ральф; я хочу, чтобы мальчик, про которого рассказали тебе твои дружки, умер в объятиях своей матери, и я хочу видеть, как это случится. Я здорово потрудился здесь, в Дерри, и не считаю, что это слишком большая награда, но тем не менее мне придется покончить с тобой прямо сейчас. Я…]
Ральф шагнул глубже в мусорную вонь этого создания. И теперь он уже видел какую-то другую форму за контурами своей матери, за контурами Королевы-рыбы. Он уже видел яркого человека, красного человека с холодными глазами и безжалостной линией рта. Этот человек походил на Христа, которого он видел всего несколько мгновений назад, но… не того, который на самом деле висел в углу кухни его матери.
Выражение удивления появилось в черных, лишенных век глазах Королевы-рыбы и… в холодных глазах красного человека под ней.
[Что это ты затеял? Убирайся от меня прочь! Хочешь провести остаток жизни в инвалидном кресле?]
[Я могу представить себе вещички и похуже, приятель, — мои резвые денечки явно подошли к концу.]
Голос возвысился, превратившись в голос его матери, когда она злилась:
[Слушай меня, мальчик! Слушай внимательно и смотри у меня!]
На мгновение старые приказания, отданные голосом, столь похожим на материнский, заставили его заколебаться. Потом он сделал еще шаг вперед. Королева-рыба откинулась назад в своей качалке, ее хвост стал биться вверх и вниз под каймой старого домашнего платья.
[ЧТО ЭТО ТЫ ТУТ ЗАТЕЯЛ?]
[Не знаю; может быть, просто хочу потянуть тебя за усы. Хочется убедиться, что они настоящие.]
И, собрав в кулак всю свою волю, чтобы не заорать и не дать деру, он выбросил вперед правую руку. Сережка Лоис ощущалась как маленький теплый камешек, зажатый в кулаке. Сама Лоис тоже ощущалась где-то близко, и Ральф подумал, что в этом нет ничего удивительного, если учесть, сколько он взял из ее ауры. Возможно, она даже являлась теперь какой-то его частью. Ощущение ее присутствия глубоко успокаивало.
[Нет, ты не смеешь! Ты будешь парализован!]
[Зубатки не ядовитые — это сказка для десятилетнего мальчишки, который, наверное, был еще больше напуган, чем я сейчас.]
Ральф потянулся к усам рукой, сжимавшей металлическую колючку, и массивная чешуйчатая голова отдернулась в сторону, на что какая-то часть его сознания и рассчитывала. Голова стала покрываться рябью и изменяться, и из нее начала просачиваться ее страшная красная аура. Если у дурноты и боли есть цвет, подумал Ральф, то именно такой. И прежде чем изменения пошли дальше, прежде чем тот человек, которого он теперь видел — высокий и холодно красивый блондин со сверкающими красными глазами, — смог шагнуть наружу из сбрасываемой им с себя мерцавшей иллюзии, Ральф воткнул острый конец сережки в один из черных выпуклых рыбьих глаз.
5
Существо издало жуткий звенящий звук — как цикада, подумал Ральф — и попыталось отодвинуться назад. Его бьющийся хвост издавал звук кусочка бумаги, попавшего в лопасти вентилятора. Оно сползло вниз в качалке, которая превращалась в нечто похожее на трон, вырезанный из тускло-оранжевой скалы. А потом хвост исчез, Королева-рыба исчезла и возник сидящий там Малиновый король. Его красивое лицо искажала гримаса боли и изумления. Один его глаз сверкал красным, как горящий огнем глаз рыси; другой светился бешеным мерцанием россыпи бриллиантов.
Ральф левой рукой потянулся к покрывалу из икринок, сорвал его и не увидел ничего, кроме черноты, по другую сторону этого «выкидыша». По другую сторону «мешка смерти». Где должен был быть выход.
