Ручки были связаны узлом, и Леннарту пришлось проделать дырку, чтобы пустить внутрь воздух — впустить жизнь. В проделанном отверстии показалась синеватая кожа. Худенькая ножка, впалая грудь. Девочка! Ей всего несколько дней или недель от роду. Ребенок не шевелился. Тоненькие губки плотно сжаты, будто она бросала вызов враждебному миру. Когда пакет дернулся, это были ее предсмертные судороги, не иначе. Приложив ухо к груди ребенка, Леннарт услышал едва ощутимое сердцебиение. Тогда он зажал нос девочки указательным и большим пальцем, глубоко вдохнув, набрал воздуху и прижался ртом к ее крошечному ротику, для чего ему пришлось свернуть губы трубочкой. Запаса воздуха хватило, чтобы наполнить малюсенькие легкие. Воздух вышел обратно пузырясь, а грудная клетка так и осталась неподвижной.
Леннарт снова сделал глубокий вдох, и на этот раз сработало. Тельце ребенка содрогнулось, на губах проступила белая пена, и воздух прорезал пронзительный крик, вновь запустив отсчет времени.
Девочка кричала, не закрывая рта, но ее плач не был похож ни на один плач ребенка, какой Леннарту доводилось слышать прежде. В нем не было надрыва и жалобы. Хрупкое тельце исторгало непрерывный звук удивительной силы и чистоты. У Леннарта был идеальный слух, и он без всякого камертона мог определить, что девочка поет ноту ми. Чистейшее ми, от которого дрожала листва и птицы взлетали с ветвей.
2
Девочка лежала на пассажирском сиденье, завернутая в ярко-красный свитер Леннарта. Сам он сидел, положив руки на руль и уставившись на ребенка. Им владело спокойствие, тело будто очистилось от всего лишнего, и наступила полная ясность.
Однажды, в конце семидесятых, Леннарт попробовал кокаин. Ребята из модной тогда рок-группы угощали, и он согласился. Всего лишь одну дорожку, и с тех пор он больше никогда не прикасался к наркотику, потому что испытанные им ощущения были прекрасны. Слишком прекрасны.
Человек всегда испытывает боль или неудобство. Если не на физическом уровне, то на ментальном. Абсолютно всегда. А кокаин убирает эту невидимую занозу. Тело становится бархатным сосудом, внутри которого лишь кристально чистые мысли. Туман рассеивается, и жизнь предстает в удивительном свете. Один раз ощутив подобное, Леннарт быстро смекнул, что вся его жизнь легко может превратиться в погоню за повторным удовольствием, и тут же завязал.
Теперь он сидел, сложив руки на руле, а в теле происходило нечто подобное, только без всякого химического воздействия. Полная безмятежность. Лес вокруг горит красками осени, а некое сверхсущество затаило дыхание и ждет его решения. Леннарт медленно потянулся к ключу зажигания. «Рука! У меня есть ладонь и пять пальцев, и я могу шевелить ими как захочу! Не чудо ли?» Он завел автомобиль и выехал на ту же дорогу, по которой добирался сюда.
На шоссе его все обгоняли, но он все равно ехал очень медленно, прижимаясь к обочине, ведь у него не было детского кресла и девочка просто лежала на сиденье. Ему казалось, что он везет сосуд, до краев наполненный драгоценной жидкостью. Ребенок был настолько хрупким, что любое резкое движение могло оборвать тоненькую ниточку, связывающую его с миром живых.
Через десять минут взмокший от пота Леннарт подъехал к дому, заглушил мотор и огляделся по сторонам. Никого не видно. Он схватил ребенка в охапку и трусцой побежал к крыльцу. Дверь, как водится, заперта. Он постучал два раза, подождал и снова постучал два раза.
Холодный ветерок пробежал по его влажной спине, и Леннарт еще крепче прижал к себе ребенка. Несколько секунд спустя послышались осторожные шаги, на него посмотрели через дверной глазок, и лишь потом Лайла открыла дверь. Ее фигура массивной тормозной колодкой заняла весь проем.
— Вернулся? Так рано! А что там у тебя за…
Леннарт протиснулся в прихожую и сразу прошел в кухню. Дверь за ним захлопнулась, и из-за спины послышался окрик Лайлы:
— Не ходи в обуви! Ты с ума сошел, ты же не снял ботинки, Леннарт!
Он стоял посреди кухни, не зная, что делать дальше, ведь первоочередная задача — добраться до дому — была выполнена. Оказавшись в безопасности, Леннарт растерялся. Он собрался было положить ребенка на стол, но передумал и снова прижал девочку к себе, продолжая вертеться на одном месте.
Лайла влетела в кухню, раскрасневшись:
— Снимай обувь, когда заходишь в дом! Я что, зря убиралась?
— Заткнись!
Жена закрыла рот и отступила на полшага. Леннарт перестал сжимать сверток и отогнул немного свитер, чтобы Лайла увидела лобик и прядь светлых волос. Теперь ее рот снова открылся. От изумления.
— Я нашел в лесу ребенка. Новорожденного, — пояснил Леннарт, приподняв и снова опустив сверток.
Во рту у Лайлы пересохло и язык прилип к нёбу, поэтому, когда она наконец нашла слова и начала говорить, послышался легкий щелчок.
— Что ты сделал? — прошептала она.
— Ничего я не сделал. Я нашел ее в лесу, она лежала в яме.
— В яме?
Леннарт вкратце пересказал всю историю. Лайла слушала, замерев на месте и сцепив ладони на животе. Лишь голова двигалась из стороны в сторону. Добравшись до момента, когда он делал искусственное дыхание ребенку, Леннарт прервал рассказ:
— Прекрати трясти головой! Ужасно раздражает.
Голова Лайлы остановилась посреди движения. Женщина нерешительно подалась вперед и с плохо скрываемым ужасом взглянула на ребенка. Глаза и рот девочки были плотно закрыты. Лайла потерла щеки ладонями:
— И что ты думаешь делать?
3
Ассортимент детских вещей заметно расширился, с тех пор как Джерри был маленьким. Одних рожков — масса разновидностей: с одной дырочкой, с двумя, с дырочкой поменьше или побольше, с бутылочками разного размера. Леннарт схватил наобум три штуки и бросил в тележку.
То же самое с подгузниками. В свое время они с Лайлой использовали обычные пеленки, которые надо было стирать, но таких больше не продавали в супермаркете. Леннарт стоял перед длинной полкой разноцветных упаковок, словно буддист перед Стеной Плача. Он понятия не имел, как тут ориентироваться.
Леннарт уже собрался было поступить с подгузниками так же, как с рожками, как вдруг заметил, что они различаются по размеру и по возрастам. Для новорожденных имелось всего два вида, и Леннарт выбрал марку подороже. Слава богу, смесь для кормления была всего одна, и тележка пополнилась еще двумя коробками.
Что еще нужно? Он не знал.
Соска? У Джерри была соска, и вон каким мальчик вырос. Нет, пока обойдемся без соски. Взгляд Леннарта остановился на жирафе, точнее, на неваляшке, верхняя часть которой представляла собой шею и голову жирафа. Ее Леннарт тоже положил в тележку.
Берешь — опускаешь, берешь — опускаешь. Каждое движение казалось ему абсурдным. Вокруг детские игрушки. Вещи для ребенка — вечно орущего, размахивающего ручками и ножками маленького существа, в которое запихиваешь еду с одной стороны и получаешь какашки с другой. Для ребенка, найденного в лесу…
Сверхъестественное умиротворение снова сошло на Леннарта. Руки безвольно повисли, а взгляд отыскал на потолке магазина зеркальный купол, где отражались маленькие человечки, снующие между полками. Он смотрел на них, будто Господь с небес, и ему хотелось протянуть к ним ладонь и известить о всепрощении. Он больше не держит на них обиды за вред, что они причинили ему.
«Я прощаю вас. Вы мне симпатичны. Я действительно вас люблю».
— Прошу прощения!
На мгновение Леннарту показалось, что кто-то и вправду услышал его мысли, но затем он вернулся к реальности и увидел полную женщину с мешками под глазами. Она пыталась протиснуться к полке с детским питанием.
Леннарт ухватился за ручку тележки и посмотрел по сторонам. Два пожилых господина поодаль разглядывали его. Неизвестно, сколько времени он провел в своем мечтательном оцепенении. Вряд ли дольше нескольких секунд, но и этого достаточно, чтобы на тебя начали пялиться.
Криво ухмыльнувшись, Леннарт покатил тележку в сторону касс. Ладони вспотели, и ему вдруг показалось, что у него странная походка. В висках стучало, а взгляды сторонних наблюдателей — явных или выдуманных — жгли спину. Они шептались, обсуждая содержимое его тележки и подозревая его во всевозможных злодеяниях.
«Нужно успокоиться. Возьми себя в руки!»
У Леннарта была фирменная уловка, припасенная на такой случай: он представлял, что он — Кристер Шёгрен. Золотые диски, участие в телевизионных шоу, гастроли по Германии и все остальное. Неудивительно, что народ глазеет, ведь он — известный певец!
Леннарт распрямил спину и покатил тележку гораздо уверенней. Перед самой кассой он был уже всецело поглощен фантазией: вот подходит Кристер, очереди, конечно же, нет, он выкладывает на ленту покупки и улыбается кассирше, обнажая очаровательную щелочку между верхними зубами.
