— Я так тебя люблю! — Мне ужасно хотелось заплакать, но мое призрачное тело не умело создавать слезы. — Пожалуйста, вернись ко мне. Пожалуйста.
Мышцы напряглись, пальцы правой руки выпрямились, затем снова сжались в кулак.
— Лукас, ты…
— Нет! — Лукас метнулся с пола, отскочил от меня, упал на четвереньки и пополз. Взгляд его был диким, затуманенным, он толком ничего не видел. — Нет!
Он врезался спиной в стену и уставился на нас троих, но в глазах его не было ни узнавания, ни осмысленности. Лукас прижал ладони к стене, пальцы изогнулись, как когти, и мне показалось, что сейчас он попытается проковырять ее. Может быть, все дело в вампирском инстинкте выкапываться из могилы.
— Лукас, все хорошо. — Я вытянула вперед руки, изо всех сил стараясь остаться плотной и непрозрачной. Сейчас лучше выглядеть привычно для него. — Мы здесь, с тобой.
— Он тебя еще не узнает, — сказал Балтазар. — Он смотрит на нас, но ничего не видит.
— И хочет только крови, — добавил Ранульф.
При слове «кровь» голова Лукаса склонилась набок, как у хищника, учуявшего запах добычи, и я поняла: это единственное слово, которое он понял.
Человек, которого я любила, превратился в животное — в монстра, в пустую, страдающую, кровожадную оболочку, в то самое, чем, по мнению Лукаса, являлся каждый вампир.
Он прищурился, оскалился, и я была потрясена, увидев — впервые! — его вампирские клыки. Они так сильно изменили лицо Лукаса, что я его с трудом узнавала, и это сильнее всего резануло мне сердце. Он припал к полу, и я поняла, что Лукас готов атаковать — любого из нас, всех нас. Все, что движется. Меня.
Балтазар прыгнул первым. Он метнулся к Лукасу и с такой силой столкнулся с ним, что стена за ними затрещала, а с потолка посыпалась штукатурка. Лукас отбросил его, но тут прыгнул Ранульф с намерением зажать Лукаса в угол.
— Что вы делаете?! — закричала я. — Прекратите сейчас же, ему больно!
Балтазар помотал головой, поднимаясь с пола.
— Это единственное, что он сейчас понимает, Бьянка. Грубую силу. Превосходство.
Лукас оттолкнул Ранульфа так сильно, что тот отлетел ко мне. Я пошатнулась и ударилась о старый кинопроектор. Острый металл поцарапал мне плечо. Я ощутила боль — реальную боль, такую, какую испытывала раньше, когда обладала настоящим телом, а не этим призрачным подобием. Прикоснувшись к плечу, я почувствовала между пальцами тепловатую влагу, отдернула их и увидела кровь — серебристую, странную. До сих пор я даже не подозревала, что у меня все еще есть кровь. Жидкость мерцала, как ртуть, и казалась в этом тусклом свете радужной.
Схватка тем временем становилась все более жестокой: нога Балтазара врезалась Лукасу в живот, кулак Лукаса — Ранульфу в челюсть, но тут Балтазар увидел, что у меня течет кровь, и закричал:
— Бьянка, отойди! У тебя идет кровь!
Что это значит? Наверняка вампиры не пьют кровь призраков, поэтому Лукас не впадет из-за моей раны в большее неистовство, хотя в тот момент я очень сомневалась, что можно взбеситься еще сильнее. Пусть Лукас был младше и слабее, но им двигало отчаяние, делая свирепым. Вполне вероятно, что он способен победить Ранульфа и Балтазара, вместе взятых. Я знала, что не вынесу этого, но другой исход был еще хуже! Мой страх усилился и перешел в ярость.
Хватит!
Я кинулась к ним, не обращая внимания на окровавленные пальцы, вскинула руку вверх и закричала:
— Прекратите!
Капли серебристой крови разлетелись вокруг. Все три парня попятились. Балтазар прошептал:
— Не суйся в это, Бьянка.
Проигнорировав его, я шагнула прямо к Лукасу. Он прижался спиной к стене, дико озираясь, словно думал только о том, как отсюда сбежать, а может быть, искал живую добычу. Смерть заострила его черты, и лицо сделалось еще более красивым и одновременно бесконечно пугающим. Прежними остались только глаза.
И я сосредоточилась на его глазах.
— Лукас, это я, Бьянка.
Он ничего не сказал, просто уставился на меня и стоял совершенно неподвижно. До меня дошло — он не дышит. Большинство вампиров делают это по привычке, но, похоже, Лукаса смерть поглотила целиком. Нет уж, я этого ни за что не допущу!
— Лукас, — повторила я. — Я знаю, что ты меня слышишь. Парень, которого я любила, все еще здесь. Вернись ко мне. — И снова пожалела, что не могу испытать облегчение, которое приносят слезы. — Смерти не удалось отнять меня у тебя. И не удастся отнять тебя у меня, если ты ей не позволишь.
Лукас молчал, но напряжение немного спало, его мышцы расслабились. Он все еще выглядел разъяренным, почти безумным, но к нему вернулось некоторое подобие самоконтроля.
Что я могла сделать? Сказать что-нибудь, чтобы пробиться к нему? Что-нибудь, что он вспомнит…
Когда Лукас впервые узнал, что я родилась у двух вампиров, ему пришлось преодолеть свое отвращение к нежити, чтобы остаться верным своей любви ко мне. Если он вспомнит, что чувствовал, когда принял меня такой, какой я была, то, может быть, сумеет принять и то, чем стал сам.
Запинаясь, я повторила ему его собственные слова:
— То, что ты вампир, для меня не имеет значения. Это не меняет моих чувств к тебе.
Лукас моргнул, и в первый раз после того, как он восстал из мертвых, его взгляд полностью сфокусировался. Я увидела, что клыки исчезли, остались только неестественная бледность и красота вампира. Во всем остальном он выглядел как человек. Выглядел самим собой.
Лукас прошептал:
— Бьянка?
— Это я. О, Лукас, это я!
Лукас крепко прижал меня к себе, а я обвила руками его шею. На мое плечо капали горячие слезы: как жаль, что я больше не могу плакать! Наши ноги подогнулись одновременно, и мы вместе опустились на пол.
Я оглянулась, чтобы попросить Балтазара и Ранульфа уйти, но они уже были на полпути к двери.
Как только мы остались одни, я запустила пальцы в волосы Лукаса, погладила его по спине и поцеловала.
— Ты сумел вернуться, — сказала я. — Мы снова вместе. У нас все будет хорошо.
— Я и не думал, что увижу тебя снова. Я решил, что ты умерла.
— Я умерла. Мы оба умерли.
— Но тогда как… как это может быть?
— Я стала призраком. Только призраки вроде меня — рожденные двумя вампирами — обладают могуществом, которого нет у других. Если я захочу, могу обрести тело, во всяком случае, на какое-то время. Если бы я знала все это раньше, если бы могла рассказать тебе, ничего такого не случилось бы.
— Не говори этого. — Его голос звучал сдавленно.
Мы прижались друг к другу лбами, и это прикосновение должно было нас утешить, но мы оба были такими холодными!
— У меня такое тяжелое тело. Неправильное. Мертвое. — Руки Лукаса на моих плечах напряглись. — Да еще этот голод… я от него зверею. Он сводит меня с ума. Ты снова в моих объятиях — я навеки потерял тебя, а ты здесь, — но единственное, о чем я могу думать, единственное, чего я хочу…
Он не смог договорить, но этого и не требовалось. Я знала, что он хочет только одного: крови.
— Потом будет лучше.
Родители всегда мне это говорили, и разве большинство вампиров в «Вечной ночи» не служат тому доказательством?
Кажется, Лукас мне не поверил, но послушно произнес:
— Придется держаться.
— Да.
Какое-то время мы просто обнимались. Выцветшие лица кинозвезд на порванных афишах словно наблюдали за нами со стен — зрители с темными, бездушными глазами. Я прижалась к плечу Лукаса и попыталась вдохнуть знакомый запах его кожи, но он исчез. Либо он утратил этот запах, умерев, либо я утратила свое обоняние, либо и то и другое.
Мы столького лишились!
«Но не друг друга, — напомнила я себе. — И об этом нельзя забывать».
Прежде всего нужно увести его отсюда, он не должен находиться там, где его убили. Нужно отправиться куда-нибудь в более знакомое и приятное место. К Вику домой, решила я. Наше жилище в винном погребе, конечно, не лучшее место — именно там я умерла только вчера, но, может быть, мы сможем побыть в этом убежище до тех пор, пока не решим, что делать дальше.
