Я перейду к этой части немного позже.
Как бы то ни было, после суеты вокруг креста воздух прояснился, и Кеззи вернула свою фальшивую улыбку нахуй, как будто ничего не произошло. Помните, она только что налила кофе, а теперь спросила:
— Надеюсь, вы, девочки, хотите сливок?
— Да, много сливок, мисс Кеззи, — сказала Ханна. — И сахар, пожалуйста. Спасибо.
— Пожалуйста, немного сливок для меня, мисс Кеззи, — сказала надутая Мерси.
Мой ход.
— Я предпочитаю чёрный, мисс Кеззи.
Она нахмурилась.
— Итак. Ты теперь индивидуалист, Энн? Все хотят сливок, а ты нет? Ты слишком хороша, чтобы пить сливки, как остальные девочки? Хм-м-м?
Ох, чёрт возьми!
— Мне очень жаль, мисс Кеззи. Я имела в виду, что мне действительно нужны сливки.
— Хорошо, — отрезала она. Она посмотрела через плечо на дверь. — Зенас!
«Что теперь?» — подумала я.
Я осмелилась заговорить.
— А, мисс Кеззи? Кто такой Зенас, если можно спросить?
— Почему бы и нет? Зенас — горничная, Энн.
— Разве имя Зенас не мужское? Старое имя из колониальных времён? Старые Янки, или как там их называют?
— Да.
Я, Ханна и Мерси посмотрели друг на друга, но я продолжала говорить.
— Вы имеете в виду, что горничная Альфа-Хаус… мужчина?
— Верно, Энн, — но затем она бросила взгляд на Ханну. — Видите ли, здесь у нас нет дискриминации.
Думаю, я подозревала, что всё это дерьмо было серьёзно испорчено, понимаете, подсознательно. Но не было никаких сомнений, когда дверь кухни распахнулась и вошёл этот мускулистый, крепкий, с воловьей шеей и бицепсами, похожими на грёбаные манго, чувак. У него были взлохмаченные рыжие волосы и серьёзная трёхдневная щетина. Но, видите ли, то, во что он был одет…
На нём был костюм горничной.
— О, чёрт возьми! — Мерси взвизгнула и даже рассмеялась.
Она подумала, что это шутка.
— Ничего себе! — воскликнула Ханна. — Вот это да!
Но я? Думаю, мне уже пришла в голову эта мысль, потому что я слышала все истории о «посвящениях». Всё, что я сказала, было:
— Бля…
— Зенас, — представила Кеззи. — Встречай наших трёх новеньких. Мерси, Ханна и Энн.
— Хей-хей, девчонки! Неплохое место, чтобы жить и учиться, да? — сказал парень с самым резким акцентом деревенщины Новой Англии, который я когда-либо слышала.
Кроме шуток, этот деревенщина был одет реально в чёрные чулки, короткую юбку с бахромой, фартук, кружевные манжеты, даже грёбаный лиф и такие же туфли-лодочки. И я могла сразу сказать, что он не был педиком. Это должно было быть ещё одно пожелание Кеззи; позже вы поймёте, что я имею в виду, о том, как она любила унижать людей. Но ещё до того, как это случилось, я знала, что здесь происходит, что может сказать вам о том, насколько глубоко в сточной канаве живёт мой разум.
— Мисс Кеззи? Могу я задать вопрос горничной?
— Конечно, Энн.
Я не могла не смотреть на грудь парня, выпирающую из чёрного лифа.
— Зенас, почему такой великолепный парень, как ты, одет как французская горничная? Ты ни в коем случае не гей, ни в коем случае не трансвестит. Так что…
Он поиграл грудными мышцами, а затем — я думаю, это называется пронацией — вытянул руки, чтобы продемонстрировать трицепс.
— Кеззи. Она платит мне неплохую монету, ага. А ты думаешь, почему я так выгляжу, толстуха?
Вы даже не представляете, насколько я оценила «толстуху».
— Зенас получает вознаграждение в размере одной тысячи долларов в неделю за то, что он трудоустроен в Альфа-Хаус. Кроме того, он неплохо работает горничной, поваром и водителем.
Каким-то образом я подумала, что он также был вполне работоспособным ёбарем, предназначенным исключительно для Кеззи.
— Это нелепо! — сказала Ханна. — Не могу поверить, что он так одет!
Мерси просто хихикала.
Кеззи улыбнулась самой самодовольной улыбкой.
— Зенас. Налей сливки.
— Надеюсь, их будет много. Со вчерашнего дня этого не делал, — проворчал он и как бы приподнял бёдра, когда спустил колготки и вытащил член, который выглядел как висящая колбаса в гастрономе.
Потом прямо на глазах у нас начал дрочить. Мерси закричала, как гудок поезда, а Ханна поднесла руки к лицу, как на той картине Эдварда Мунка, которую украли. Но я?
Я просто поджала губы и кивнула.
Зенас продолжал теребить свой вялый член, пока он не начал увеличиваться. Эта грёбаная штука должна была быть дюймов десять и толщиной примерно с банку Red Bull. Я видела в своей жизни всякие необычные члены, но этот? Дерьмо. По какой-то причине всё это было бы не так плохо, если бы на нём не было костюма горничной. И звук дрочащего парня был такой, как будто кто-то хлопает по сырому бургеру. Ханна просто сидела там с открытыми глазами и открытым ртом, но Мерси визжала:
— Что? Что он делает!
Кеззи посмотрела на меня.
— Энн, ты, кажется, более осведомлена, чем другие. Почему бы тебе не рассказать нашей наивной подруге, что он делает?
Я потёрла лицо.
— Он кончит в кофейные чашки, Мерси. И мы будем должны это выпить.
Мерси выглядела так, будто кто-то только что подошёл к ней и ударил её ногой по пизде.
— Что? Кончит? Что ты имеешь в виду?
— У него будет эякуляция в наш кофе, тупица. Это розыгрыш женского общества, понимаешь. Сливки в твоём кофе? Понимаешь?
— Нет! — она запричитала. — Ты имеешь в виду, типа, типа… спермы?
— Да, Мерси. Сперма. Конча. Сливки. Так что просто… будь готова.
Они в шоке наблюдали, как Зенас фыркал и дёргался. Это действительно была самая нелепая вещь, которую я когда-либо видела: взрослый мужчина в наряде горничной дрочит в кофе. В конце концов, у парня сжались яйца, а потом он — какое подобрать к этому действию слово? Он наклонил таз к краю стола и сказал:
— Сливки в пути… — он выстрелил двумя большими струями в чашку Мерси, проворчав: — Два раза сюда, — затем две во вторую чашку. — Два раза сюда.
А затем…
Этот мудак спускает мне в чашку пять струй.
— Э-э-эх… Ещё сливки, чёрт возьми.
Сперма этого парня была такой густой, что казалось, что из его члена выходит лапша Удон. Моя карма, я вам скажу. О, и я действительно ещё не видела таких членов.
Ханна продолжала выглядеть потрясённой, а Мерси ёрзала на своём сиденье. Тем временем Зенас шлёпнул своё барахло на стол, и это было похоже на то, как кто-то шлёпнул на стол свиную корейку. Затем он засунул весь свой спущенный хлам обратно в колготки.
— Сливки, дамы, — а потом он засмеялся.
Сверху плавали маленькие клочки белой плёнки, но я знала, что находится внизу…
— Иисус Христос, — теперь плакала Мерси. Она указала на чашки трясущимся пальцем. — Мы, мы… мы должны… это пить?
— Боюсь, что так, — сказала я. — Мисс Кеззи пошла на все эти хлопоты не только для того, чтобы мы на это посмотрели.
— Может быть… может… — заикалась Ханна, — может, нам и не нужно? Может быть, может быть, мисс Кеззи просто хочет посмотреть на нашу реакцию? А может, прямо перед тем, как мы собираемся это выпить, она скажет, что мы не обязаны?
При этом замечании мы все посмотрели на Кеззи. Выражение её лица походило на грёбаный бюст Наполеона.
— Я бы не стала на это рассчитывать, — сказала я.
— Но почему? — Мерси продолжала причитать. — Почему мы должны это пить?
— Это посвящение, Мерси, — сказала я ей. — Так оно и есть, это традиция. Если ты хочешь попасть в женский клуб, тебе нужно пройти процесс инициации. Когда наши родители учились в колледже, им приходилось делать такие вещи, как забрасывать туалетной бумагой полицейский участок, оскорблять качков-спортсменов, или прогуляться в глупой шляпе в течение недели, и тому подобное. Но в наши дни и в наше время всё по-другому. Тебе нужно съесть банан, которым протёрли задницу, бегать по двору голым, трахнуться с парнем на заднем дворе декана, или, или…
Я указала на кофейные чашки.
Кеззи скрестила руки и постучала ногой.
— Я жду, девочки. Вы хотите просидеть здесь весь день или хотите увидеть свою комнату?
