- Я не хочу выказывать вам неуважение.
- И тем не менее ты это делаешь.
Мэри чувствовала, как бешено колотится ее сердце. Она почти слышала, как оно бьется о ее грудную клетку сквозь ошеломленный ропот тишины, который обрушился на толпу.
- Пожалуйста, - сказал Петр. – Это больше не повторится.
- В самом деле, - сказал Шульц, глядя на Петра. Он перестал маршировать и теперь стоял перед Петром. - Ты этого больше не сделаешь. Встань.
- Пожалуйста, - взмолился Петр. - Мои ноги... Я не знаю, если...
- А теперь встань.
Петр заплакал. Мэри было так жаль его. Он выглядел таким слабым. Если бы она была более жестоким человеком, то могла бы даже сказать, что он выглядит несколько жалко. Он перекатился на живот и поджал под себя колени. Он едва мог поднять голову, так как его искривленная и выгнутая спина, казалось, отказывалась выпрямляться. Все это выглядело очень жалко.
Очевидно, Шульц тоже так думал.
- Ты жалкий дурак, - сказал он, подняв колено и ударив подошвой своего начищенного сапога Петра по голове. Петр рухнул в грязь, когда по толпе пронесся раздраженный вздох. Шульц продолжал:
- Что за человек не выносит, когда ему приказывают? Я скажу тебе, что это за человек, который на самом деле вовсе не человек. Ты – таракан. Знаешь, что я делаю с тараканами?
Петр посмотрел на Шульца. По его подбородку текла слюна. Его дыхание было медленным и прерывистым.
Шульц согнулся в талии так, что оказался почти лицом к лицу с Петром. С того места, где стояла Мэри, казалось, что он рычит.
- Я раздавливаю их сапогом.
- Пожалуйста... - Сказал Петр.
Шульц проигнорировал мольбы Петра. Он поднял ногу и наступил Петру на голову.
Петр ничего не мог сделать, чтобы остановить его, так как Шульц продолжал наступать на него снова и снова.
Никто другой тоже ничего не мог сделать: нацеленные на них винтовки не давали им прийти на помощь Петру.
Примерно через минуту Шульц перестал наступать Петру на лицо. Но к тому времени оно уже превратилось в кровавое месиво – его левая бровь была широко рассечена, нижняя губа разорвана, а нос был сильно сломан, придавленный к лицу.
Но его испытание было еще далеко не закончено. Шульц кивнул горстке охранников, и те по очереди принялись избивать Петра. Один из них ударил Петра прикладом винтовки в череп. Мэри могла поклясться, что услышала, как у Петра разлетелась челюсть.
Примерно через минуту Шульц подошел снова.
Остальные стражники быстро разошлись. Мэри потребовалось мгновение, чтобы понять, что теперь у него в руках маленький пистолет. И все же она ничего не могла поделать; любая попытка протеста привела бы к ее собственной мучительной казни.
- Как еврей, ты понимаешь, почему мы это делаем, не так ли? - спросил Шульц, глядя на Петра.
Петр поднял голову, его глаза казались черными точками на алой маске. Он не ответил.
- Я расцениваю это как подтверждение, - сказал Шульц. Он навел пистолет на Петра и нажал на спусковой крючок. Во дворе раздался громкий треск. Тело Петра дернулось, когда пуля пробила ему череп и разбрызгала мозг по земле.
Шульц вернулся к началу толпы.
- Итак, - сказал он, убирая пистолет в кобуру. - Может, приступим к работе?
- Вы, гребаные крысы, - сказал охранник, стоявший перед группой женщин, размахивая винтовкой. - Вы слышали этого человека, пошевеливайтесь, мать вашу!
Женщины медленно и в унисон двинулись вперед.
Какое-то время Мэри не замечала боли в ногах, но теперь, когда ей пришлось шевелить ими, они горели еще сильнее.
Когда они пересекли двор, мужчины начали сливаться с женщинами, а разные группы отделились и направились в противоположные стороны. Мэри шла медленно, зная, что Густав и Мириам, ее самые близкие друзья, попытаются ее догнать. Они догнали ее мгновение спустя.
- Ты в порядке? - спросила Мириам, поглаживая Мэри по спине.
- Да, - ответила Мэри. - А ты?
- Не совсем. Сколько еще это может продолжаться?
- Я не знаю.
Густав фыркнул.
- Почему они думают, что могут обращаться с нами как с дерьмом на подошве ботинка? - спросил он. - Даже хуже.
- Тебя это действительно удивило? Ты не помнишь,что они сделали с Софией на прошлой неделе?
- Конечно, я помню. Как я мог забыть?
София упала в обморок во время "построения". Охранники избили ее еще сильнее, чем Петра. Затем Шульц облил ее бензином и поджег. Мэри все еще живо представляла себе это. Она все еще чувствовала запах горящей плоти.
- Ну, - сказала Мириам. - Я вижу, что все становится только хуже.
-Почему? - спросила Мэри.
- Разве ты не заметила, как много их стало? - сказала Мириам, указывая на группу нацистов, собравшихся вокруг столовой.
Мириам была права: теперь их было гораздо больше, чем когда она впервые приехала в лагерь.
Мириам продолжила:
- Был настоящий наплыв. С каждым днем их все больше.
- Да. Ты права. Интересно, почему это так.
- Я не уверена. Но разве вы не заметили, что сейчас исчезает все больше заключенных? Чем больше здесь нацистов, тем меньше пленных.
Мириам снова оказалась права: многие заключенные так и не вернулись с работ.
- Ты, наверно, слишком много думаешь, - сказал Густав. - Эти люди, вероятно, решили не подчиняться правилам. Мы все знаем, что тогда происходит.
Вполне вероятно, что Густав тоже был прав, но что-то во всей этой ситуации не устраивало Мэри. Она даже не задумывалась об этом до того, как Мириам только что упомянула об этом, но теперь, когда она осознала это, она почувствовала, что было что-то очень тревожное в том факте, что прибывали новые солдаты, даже несмотря на то, что число пленных уменьшалось. Зачем им нужно больше солдат, чтобы заботиться о меньшем количестве заключенных?
- Вперед! - Приказал один из охранников, заставляя группу двигаться дальше.
Два
Шульц почувствовал, как его кровь начинает кипеть от нетерпения. Он не любил, когда его заставляли ждать, особенно ради каких-то никчемных ворчунов. Он ждал уже больше десяти минут. Единственная причина, по которой он все еще ждал, заключалась в приказе, который пришел, специально проинструктировав его быть там, чтобы приветствовать последнюю группу солдат, отправленных к ним.
Он предупредит водителя, как только они приедут. Простая угроза сообщить своему непосредственному командиру о его опоздании – наряду с резкой пощечиной – должна была привести его в чувство.
Прошло еще четыре минуты и семнадцать секунд, прежде чем грузовик наконец прибыл.
Как только грузовик затормозил в мокрой грязи, из кузова выскочила дюжина солдат и встала перед Шульцем по стойке смирно, закинув винтовки за левое плечо и салютуя правой рукой. Шульц отдал честь в ответ, прежде чем позволить солдатам встать спокойно. Он оглядел их.
Они выглядели как обычная кучка бесполезных ублюдков, которых они обычно посылали к нему.
Ему нужно было поговорить с водителем.
Шульц подошел к водительской двери и постучал в нее кулаком.
Окно в двери опустилось. Человек, сидевший на водительском сиденье, выглядел несколько смущенным. Насколько мог судить Шульц, он был невысокого роста и слегка полноват.
- Как вы смеете заставлять меня ждать! - Взревел Шульц. - Немедленно выйдите из машины!
- Нет, - ответил голос из кабины. Голос принадлежал человеку, сидевшему на пассажирском сиденье, – человеку, которого Шульц даже не заметил. - Оставайся на месте, Фишер.
Шульц посмотрел мимо водителя и увидел Карла Ханке, который сидел и курил сигарету. Ханке был самым старшим офицером СС, подчинявшийся только фюреру.
- И как вы смеете так разговаривать с моим шофером? - продолжил Ханке.
Шульц немедленно встал по стойке смирно. Он отдал честь, с трудом веря, что перед ним действительно Карл Ханке.
Ханке вышел из машины и уронил сигарету, которую затушил ногой. Затем он обошел машину и встал нос к носу с Шульцем. Он оглядел Шульца с головы до ног, прежде чем отдать честь в ответ.
