будто мешал руками крошку льда из морозилки. И не мог понять, почему лопатой я как будто долбил лёд, а руками словно месил тесто. Благо, руки были в перчатках, и я ускорился, чтобы хоть немного согреться. Но холод не покидал душу. А наоборот, покрывал внутренности толстой коркой льда.
— Вот видишь, а ты не верил, — раздался сиплый голос позади. — Копай быстрее.
Я напрочь забыл о присутствии кого-то за спиной — слишком увлечённо рыл. Руки уже не просто ныли, их сводило от агонии, холода и такой сильной боли, как будто я сломанными руками упорно пытался откопать что-то. Слёзы лились из глаз, капая прямиком на землю, делая её мягче, как мне казалось.
— Ты себе могилу копаешь? — от грубой усмешки я замер.
Подсветил землю и увидел, как погряз в земле, а длина ямы и впрямь подходила под человеческий рост. Когда я обхватил руками Чёртика, громко шмыгнул носом из-за того, что его тело уже успело окоченеть. И я словно двигал ледышку.
— Живее, ему холодно, болван! — рявкнул мужчина, и я почувствовал, как его обжигающая ладонь легла мне на плечо. Я почувствовал жар даже через куртку.
Уложив пса в яму, начал активно закапывать, задыхаясь и трясясь от холода. И как только появился аккуратный холмик, я смог вдохнуть полной грудью. А на мои плечи легло что-то тёплое поверх куртки, которая не грела от слова «совсем».
— Кутайся, рано ещё умирать, — холодно сказал мужчина, похлопав меня по плечу. — Явно не так.
Я плюхнулся на задницу и вытянул затёкшие ноги вперёд. Накидка была тёплая, как будто мне шубу положили на плечи. Меня даже трясти перестало.
— Пошли, напою тебя чаем, — как ни в чём не бывало буркнул мужчина, и я снова почувствовал внутренний холод. — Чёртик, должен отдохнуть.
— Откуда вы… — пробормотал и с трудом поднялся на ноги.
Только больной на всю голову пойдёт со странным мужиком по лесу ночью к нему домой. Чай пить. Кажется, я заведомо уже похоронил себя рядом с псом. Но шариться по темноте в лесу в таком холоде — перспектива ещё хуже.
— Ты сам назвал по кличке пса, когда копал. Бормотал, точнее, — хмыкнул мужчина.
Мог поклясться, что молчал, пока закапывал. Но я так устал, продрог и не имел понятия, куда идти, что решил просто плестись следом.
Забрал с собой лопату и перчатки. Еле переступал ледяными ногами по земле, и чем глубже мы шли в лес, тем холоднее становилось. Ноги как будто утопали в трясине. И вечный шорох позади пугал до чёртиков и мурашек по телу.
— Ну и холодина, — стуча зубами, пробормотал я.
— Здесь живых не любят, Миша, — словно прошипел мужчина, но моё имя слишком ласково прозвучало из его уст.
— Я же не говорил… — но я не договорил, потому что замер от ужаса.
Покрутив головой, трясущимися руками вытащил телефон и включил фонарик. От увиденных крестов, могильных плит и памятников мой желудок рухнул прямо на ледяную землю.
Здесь определённо пахло смертью. Воняло гнилью, сыростью, и жутко пахло помоями. И… корицей. Жуткая вонь.
— Чертовщина какая-то, — пробормотал, когда увидел движущееся тёмное пятно во тьме.
— Это ты верно подметил, Миша, — фыркнул мужчина, стоя возле меня. — Идём. Тебе надо согреться. Ночью лучше не ходить по кладбищу.
И, как мне показалось, я побежал вперёд этого дядьки, который был не менее жутким, чем это место.
Когда в этом лесу появилось кладбище? Мы с Чёртиком гуляли здесь каждые выходные, но я ещё никогда не натыкался на кладбище. Никогда…
Вдалеке я увидел маленький домик, который освещался тусклым фонариком. Подойдя к двери, повернулся и не увидел за спиной никого.
— Эй! — крикнул я в тишину, и мой голос дрогнул. — Это не смешно.
Открыв дверь, вошёл вовнутрь, и в нос ударил странный запах, который сменился на приторный и терпкий. Опять корица. Меня уже начинало тошнить от вони.
— Дом небольшой, но согреться хватит, — от внезапного голоса позади мне защекотало затылок. Я обернулся и увидел мужчину.
— Вы не заходите. Почему? — шагнул я назад.
— Разрешаешь? — расплылся он в улыбке, и не успел я кивнуть, как он переступил порог.
Я покрутил головой и заметил, что домик-то обустроенный. Маленькая лестница вела на второй этаж. И, обойдя весь дом, я увидел всё: от бритвы, до валяющихся носков в углу комнаты, кроме одной детали. В доме напрочь отсутствовали зеркала.
— Вы здесь один живёте? — спросил я после того, как с горем пополам отмыл руки от красной глины, которая засохла на моих руках, как кровь.
— Ага. Круглосуточная тишина, — мужчина стоял у окна и смотрел вдаль, словно разглядывая что-то.
И мне стало не по себе от его странного шипения, которое проскальзывало между слов. Даже в доме меня не переставало трясти. Холод стоял собачий. В этой халупе была лишь печка, которая трещала в зыбкой тишине.
А едкий запах не давал мне покоя. Не сразу понял, что фонит тухлятиной смешанной с корицей. Вонь доводила до головокружения.
— Я абсолютно забыл о манерах, — мужчина подошёл ко мне и остановился напротив. — Тебе надо согреться. А то ты бледный, как труп.
Сглотнув, впервые разглядел его. Треугольное лицо со впалыми щеками и острый подбородок вызывали некий ужас. Его внешность отталкивала. На его фоне моя худоба смотрелась просто смешной. На вид ему было около тридцати пяти, и он был выше меня на полголовы. Хотя мой рост был не маленьким — метр восемьдесят два. Для обитателя в таком домике в лесной глуши он выглядел слишком шикарно. Я бы в таком месте обул резиновые сапоги, а он в туфлях, которые, кстати, были чистыми, в отличие от моих кроссовок, на которых так же засохла красная глина. В темноте не видел, что копал. А теперь и понять не мог почему земля красного цвета…
— Чаю? — дёрнув уголками губ, медленно спросил мужчина.
— А как вас зовут?
Я наблюдал, как он поставил чайник на газовую плиту, на огонь.
— У меня много имён. Но ты зови меня Лиходей, — он натянуто улыбнулся и поднёс ладонь к чайнику, который моментально начал свистеть.
И только я хотел подойти к нему, как дверь с грохотом захлопнулась. Я подпрыгнул на месте, и кровь вскипела от страха.
— Это всего лишь ветер, Миш-ша, — его гулкое шипение уже доводило меня до неконтролируемого ужаса.
— Я, пожалуй, откажусь от чая. Спасибо за всё, но я думаю, что лучше поеду домой, — пробормотал я, медленно двигаясь к дверям.
Инстинкты трубили уже вовсю, что надо валить! Не оглядываясь!
— Ну как же, Миш-ша, —
