С трудом различая голос дочери и держа пустой стакан, Ёсими представила, что эта вода текла сюда из самой реки Тон. И когда она попыталась представить себе этот путь, поражаясь тому как эта вода не похожа на ту, что была дома, в Мусасино, ей представилась смолисто-черная грязь. Она не знала точно ни когда была насыпана эта коса, ни как проложены водопроводные трубы между островами. Но она знала благодаря карте Токийского залива, что земли, на которой она живет, в конце двадцатых годов еще не существовало. От мысли, что непрочный фунт под ее ногами покрывает собой отходы жизнедеятельности нескольких поколений, рука, сжимавшая стакан, опустилась.
— Мама!
Это было в сумерках, в воскресенье, в конце августа. Уже темнело, и Икуко, торопясь, звала мать. Вода еще не успела стечь из раковины, когда Ёсими повернулась лицом к двери гостиной.
— Негде их установить...
Парк над каналом напротив их дома был закрыт на реконструкцию, а больше удобных мест по соседству не было. Ёсими уже готова была сказать дочери «нет», как вдруг сообразила, что никогда не была на крыше их дома.
Мать и дочь прошли к лифту (они жили на четвертом этаже), неся спички, свечу и полиэтиленовый мешочек с петардами. Они вызвали лифт и ждали, когда он с диким грохотом приблизится.
Войдя, Икуко сказала, изображая лифтера:
— Добро пожаловать, мадам. Какой вам этаж?
— Седьмой, пожалуйста, — включилась в игру Ёсими.
— Как скажете, мадам.
Кивнув, Икуко повернулась, чтобы нажать кнопку седьмого этажа — только чтобы убедиться, что она до нее не достает. Ёсими с трудом сдержала смех, наблюдая за стараниями дочери, вставшей на цыпочки и вытянувшей руку до предела, та едва-едва могла дотянуться до кнопки четвертого этажа. Но в этот момент дверь лифта стала закрываться автоматически.
— Ну уж так не пойдет, — сказала Ёсими и нажала на кнопку седьмого.
— Ух! — надулась Икуко.
От прикосновения к шершавой кнопке лифта осталось неприятное ощущение, и Ёсими бессознательно провела пальцем по льняной блузке. Всякий раз, как она входила в лифт, эти почерневшие, щербатые кнопки вызывали у нее тоску. Кто-то прожег сигаретой все кнопки с первого по седьмой этаж. Хотя надпись «Не курить» все еще висела прямо над ними, ни одна из кнопок, когда-то белых, не избежала этой участи. Ёсими, как всегда, задумалась о том, что могло быть причиной такого поведения, и в ней все похолодело. Может быть, это было что-то вроде подавленного гнева против общества — а кто может быть уверенным, что в один прекрасный день эта фрустрация не будет направлена на людей? Больше всего ее пугало то, что этот мужчина (а она почему-то решила, что это должен быть мужчина) пользовался тем же самым лифтом, что и они. Будучи матерью-одиночкой, склонной всегда беспокоиться и ожидать худшего, она не могла преодолеть свою тревогу. Хотя в ее жизни было достаточно мужчин, она не хотела снова жить с кем-нибудь из них.
Все два года, которые она прожила с мужем, она никогда не чувствовала себя защищенной. Когда они расстались четыре с половиной года назад и когда годом позже развод был официально оформлен, она почувствовала настоящее облегчение. Она просто не могла приспособиться к жизни с мужчиной. Может быть, это была домашняя традиция семьи Мацубара. И у ее бабушки, и у ее матери судьба сложилась точно так же, вот уже в третьем поколении схожая история: семья из двух человек — мама и дочка. Икуко, которая сейчас держит Ёсими за руку, когда-нибудь, скорее всего, выйдет замуж и станет матерью, но Ёсими почему-то знала, что брак этот не будет долгим.
Лифт остановился, и двери открылись. Они стояли в коридоре и видели четыре квартиры слева и четыре справа от лифта, но не похоже было, чтобы в них кто-то жил. Этот дом, построенный четырнадцать лет назад, стал жертвой рокового дня, когда грянул экономический кризис.
Несколькими годами раньше, когда вчерне был набросан проект создания здесь высотного комплекса, этот жилой дом и другие дома смешанного назначения (полужилые-полуадминистративные) стали объектом земельных спекуляций. Но соседи боялись, что их одурачат, и потому возражали против сделки, а координаторы ни мычали, ни телились, и в результате мыльный пузырь лопнул и строительный проект растворился в воздухе. Примерно половину квартир в сорокавосьмиквартирном доме купили, но перепродать их было нелегко; двадцать квартир были сданы по стоимости ниже рыночной. Ёсими, услышавшая об этом от подруги, работавшей в риэлтерском бизнесе, всегда мечтала жить в доме с видом на море — вот она и ухватилась за эту возможность, оставив наемный дом в Мусасино, где она прожила столько лет, и переселилась в совершенно иную обстановку, на заново осваиваемую землю. Ей просто противно было оставаться в доме, где все еще стоял запашок ее мужа, да и потом сейчас, когда ее матери больше не было в живых, район Минато, где были все удобства для воспитания детей, лучше подходил для матери-одиночки и ее дочери. Издательство, в котором Ёсими работала, так же находилось почти рядом, так что самое лучшее во всем этом было то, что она могла сэкономить время на дорогу, посвятив его общению с дочерью.
Однако, въехав сюда, она обнаружила, что для многих владельцев квартир это было только вложением денег. Они сюда не собирались переселяться, и сейчас большинство квартир было превращено в офисы. И, само собой, ночью дом почти пустел. Пять или шесть одиночек жили здесь в собственных квартирах, но семья во всем доме жила только одна, на четвертом этаже, в квартире 405 — а именно семья Ёсими. Консьерж сказал, что раньше на втором этаже жила семья с девочкой того же возраста, что и Икуко, но они уехали отсюда год назад после какого-то трагического происшествия. С тех пор в доме не было детей, пока три месяца назад Ёсими и Икуко не переселились сюда.
Ёсими обшарила глазами пустой седьмой этаж в поисках лестницы, ведущей на крышу. Она обнаружилась справа от лифта. Крыша была выше всего одним этажом. Держа дочь за руку, Ёсими карабкалась по крутым бетонным ступенькам. Рядом с техническим помещением, где находился пульт управления лифтом, была маленькая железная дверь. Как оказалось, она была не заперта, и, когда Ёсими повернула ручку и подтолкнула дверь, та легко подалась.
Здесь было маловато места, чтобы назвать это «крышей». Это была тесная площадка меньше четырех квадратных метров, огражденная перилами на высоте в половину человеческого роста, с бетонными столбами по краям. Ёсими не сводила глаз с дочери, когда та подошла к ограждению, — казалось, один только вес твоей головы способен потянуть тебя вниз, если ты только осмелишься посмотреть отсюда на землю.
