Коснувшись волос дочери, Ёсими поймала себя на мысли: как безошибочно ее ребенок унаследовал ее гены. Странно, что такой очевидный факт до сих пор не приходил ей в голову. Их лица казались почти одинаковыми в зеркале, висевшем перед ними: одинаковые вьющиеся каштановые волосы, одинаково белая кожа, одинаковые веснушки под глазами. Одно лицо принадлежало женщине лет тридцати пяти, другое — шестилетней девочке.
«Лапша...» — она вспомнила, как один мальчик в старших классах посмотрел на нее и сказал, что ее волосы выглядят так, будто кто-то вывалил ей на голову кастрюлю лапши. В те дни она терпеть себя не могла — свои кудряшки, свое лицо, свои веснушки и свое костлявое тело. А ведь сколько мальчишек признавалось ей тогда в пылкой страсти! Она и счет забыла Она не могла понять, что они в ней нашли, и в конце концов вынуждена была признать, что ее представления о красоте совершенно не такие, как у окружающих. Все твердили о том, как красиво ее тонко очерченное личико, ее веснушки и все такое, и ее волосы естественного каштанового оттенка, такого редкого среди японцев. Она просто не понимала. Мальчишки, заигрывая с ней, резвились с ее рыжевато-каштановыми прядями у нее за спиной. Было немало девчонок, которые знали, как поправить дело, и говорили, что им вздумается, подвергая ее риску стать жертвой злословия. Хироми, ее подружка в средней школе, была как раз из таких.
Когда она затянула волосы Икуко, та быстро сказала «спасибо» — скорее своему отражению в зеркале, чем матери, — и ускакала обратно в гостиную смотреть телевизор. Ёсими не обнаруживала во внешности и манерах Икуко никаких черт своего бывшего мужа. Хоть и на том спасибо. Она никогда не находила ничего приятного в физическом соитии мужчины и женщины. «Мучение» — вот и все, что она могла сказать на сей счет. А все кругом без конца только и говорили что о сексе. Она просто не могла этого понять. Может быть, какой-то непреодолимый барьер отделил ее от всего мира. Она отличалась от других во всем, что касалось различения красоты и уродства, боли и наслаждения. Мир, как воспринимала его она, не имел ничего общего с миром, который видели другие.
Когда ее муж убедился в том, что его жена не расположена удовлетворять его желания, он часто выходил из положения самостоятельно, сам с собой. Однажды она обнаружила утром на софе скомканную папиросную бумагу и, подбирая ее, ощутила на пальцах какую-то жидкость — она сразу поняла какую и представила себе идиотскую гримасу блаженства, с которой он кончил, — тогда в ее сердце не осталось места для сочувствия. Она не стремилась понять его. В такие минуты все ее тело содрогалось от отвращения и презрения.
Привычный голос ведущей передачу для женщин, донесшийся из гостиной, напомнил Ёсими, что время ехать.
Икуко отворила дверь и побежала к лифту, чтобы нажать кнопку раньше мамы. Когда они вышли из лифта, оставалось только покинуть здание, пройдя при этом мимо кабинета консьержа. Дверь была открыта; на стойке лежала та сумочка, которую они вчера нашли на крыше. Сумочка была застегнута, и к ней была прикреплена записка:
Разыскивается хозяин.
Камийа, консьерж.
Хотя консьерж выполнил ее просьбу, что-то не верится, подумала Ёсими, чтобы хозяин объявился.
* * *
Никакой передышки после летней жары не наступило — температура в сентябре достигла рекордного уровня. После трех дней ненормальной жары красная сумочка с изображением киски все еще украшала стойку консьержа. Ее ярко-красный цвет как будто символизировал небесное пламя. И, словно в подтверждение этой мысли, как раз в тот момент, когда жара начала спадать, сумочка исчезла со стойки. Объявился хозяин? Или консьерж убрал ее по каким-то своим причинам? Не важно. С ней, Ёсими, эта сумочка больше не имела ничего общего. Однако на смену этому беспокойству пришло другое. Она страдала от депрессии, связанной с ее работой. После шестилетнего перерыва она снова читала корректуру романа ужасов, принадлежавшего перу автора, которого она помнила слишком хорошо. Ее начальник дал ей этот роман, как только она появилась на работе.
Ее цель заключалась в том, чтобы найти в рукописи ошибки. Поэтому она должна была методично читать и перечитывать эту книгу. Шесть лет назад она была совершенно не готова к чтению рукописей этого автора, и знакомство с ним стало для нее психологической травмой настолько серьезной, что дело дошло до нервного срыва Жестокие сцены, описанные в романе, врезались в ее сознание и даже являлись в ночных кошмарах. Она уже готова была обратиться к психиатру, чтобы избавиться от последствий работы над этим романом. Ее несколько раз охватывали волны изматывающей тошноты, она потеряла аппетит и сбросила три с лишним килограмма веса. А кроме того, она уже не могла отличить видений от реальности.
Она пожаловалась ведущему редактору проекта, требуя объяснений: как это редакция имеет дело с таким автором! Редактор, молодой человек лет двадцати пяти, с высокомерным видом объяснил ей, что жаловаться не на что. Книги этого автора хорошо продаются, а больше ничего не надо.
Это замечание еще раз напомнило Ёсими, как высок барьер, отделяющий ее от других людей. Ей показалось неправдоподобным, что люди платят большие деньги, чтобы читать такие омерзительные романы. У этих толп, что копошились по ту сторону барьера, ум был устроен совершенно по-другому — не так, как у нее. Как будто всего этого было мало — она была шокирована еще больше, обнаружив эту самую книгу, пусть изданную другим издательством, в мягкой обложке, у себя дома, на полке своего мужа. В момент, когда она увидела это, она испытала чувство, похожее на ужас, представив себе, как муж наслаждается кровавыми фантазиями, почерпнутыми из этой книги. Это утвердило ее в решимости развестись с ним.
* * *
Ёсими снова увидела красную сумочку с киской утром следующей субботы. На сей раз она неожиданно обнаружила ее в мусорном бачке, предназначенном для жильцов. Она принесла сюда какой-то несгораемый мусор, подняла пластмассовую крышку бака и сразу обнаружила красную сумку между двумя черными полиэтиленовыми мешками. Она мгновенно остановилась и уставилась на сумку, но понять, как сумка попала сюда, труда не составляло. Консьерж выкинул ее, решив, что никого похожего на владельца уже не объявится. Как ни в чем не бывало Ёсими опустила собственный мешок с мусором на красную сумочку и закрыла бачок.
Вот так все и кончится. Красная сумка отправится вместе со всем прочим содержимым бачка на свалку, которая послужит основанием для новой насыпной косы.
* * *
В первое воскресенье сентября Ёсими и Икуко пошли купить что-нибудь в соседний универмаг. Оказалось, что набор для фейерверков продается с большой скидкой — летний сезон подходил к концу. В сущности, цена была такой низкой, что Ёсими даже не могла ответить клянчущей Икуко, что, мол, это слишком дорого. Если бы фейерверки исчезли с полки, это означало бы, что последние тлеющие угольки лета погасли. Как Ёсими ни нравилось лето, она не имела ничего против такого поворота событий, потому что в исчезновении этих предметов с магазинных полок было что-то пикантное. Потому, когда Икуко сказала, что сегодня вечером она снова хочет запустить фейерверк, Ёсими сочла это совершенно естественным.
