Светловолосый, худой, в возрасте около тридцати, но утратив весь присущий молодости пыл, Кабал в целом ничем бы не выделялся, если бы не его решительный вид, уверенное продвижение к будке и одежда.
— Смотри, куда прёшь! — рявкнул Аль Капоне, ломая голову над написанием слова «венерический», когда Кабал перешагнул через него. — Почему бы тебе просто не… — протест замер на его губах. — Эй… Эй! Этот парень не голый! У него есть одежда!
У этого парня действительно была одежда. Короткий чёрный сюртук, чёрная шляпа из мягкого фетра с широкими опущенными полями, чёрные брюки, чёрные туфли, белая рубашка и аккуратный чёрный галстук. На нём были тёмно-синие тонированные очки с боковыми щитками, а в руках — чёрный кожаный саквояж. Одежда не ахти какая, но всё-таки одежда.
Такое пустыня видела впервые. Проклятые расступались перед Кабалом, а он, казалось, принимал это как должное. Некоторые с волнением перешёптывались, уж не посланник ли это с Небес, и не настал ли уже конец света. Другие отмечали, что в Откровении нигде не упоминается человек в чёрной шляпе и практичной обуви.
Кабал подошёл прямо к двери привратника и постучал в закрытое окошко. Ожидая, пока кто-нибудь откроет, он глядел по сторонам, и проклятые ёжились под его бездушным и бесстрастным взглядом.
Окошко распахнулось.
— Чего надо? — рявкнул с другой стороны скользкий тип в бухгалтерском козырьке, человек по имени Артур Трабшоу.
Сартр сказал: «Ад — это другие». Судя по всему, Трабшоу — один из этих других. Работая клерком в пыльном банке в пыльном городишке в пыли Старого Запада, он провёл всю свою по-канцелярски точную и аккуратную жизнь. Он расставлял все точки над i и перечёркивал все t. Затем он раскладывал свои дебеты и свои кредиты на дебеты и кредиты, отдельно выписывал перечёркнутые t, записывал в форме таблицы i с точками напротив j с точками, перечёркивал все нули во избежание неточностей и отмечал процентные соотношения на заведённой им круговой диаграмме.
Жизни Артура Трабшоу, полной безнравственного процедурализма, внезапно пришёл конец, когда его застрелили во время ограбления банка. Его смерть не была героической — если только вы не считаете, что требовать у бандитов квитанцию в каком-то смысле достойно похвалы.
Даже в Аду он продолжал демонстрировать непоколебимую преданность всему незначительному, мелочному, до ужаса пустяковому — всему тому, что в первую очередь отравило ему душу и обрекло на муки. Учитывая такую страсть к порядку, Ад — прибежище хаоса — стал бы идеальным наказанием. Трабшоу, однако, расценил это как вызов.
Сначала демоны, назначенные мучить его, дьявольски смеялись над его потугами и с жадностью и нетерпением ожидали сладких соков, вытекающих из разбитых надежд. Потом они обнаружили, что пока смеялись, Трабшоу рационализировал их расписание пыток для максимальной пыточной эффективности, оптимизировал расписание для бесов и мимоходом навёл порядок в ящиках с нижним бельём демонических принцев и принцесс. В частности, была унижена Лилит.
Сатана ни за что не дал бы такому на удивление раздражающему таланту, и назначил Трабшоу привратником. Ад обзавёлся новым неофициальным кругом.
— Я хочу встретиться с Сатаной. Сейчас же. — У Кабала был резкий, слегка тевтонский акцент. — Встреча не назначена.
Трабшоу уже заметил одежду и перебирал возможные объяснения.
— И кто же ты такой? Архангел Гавриил? — предложение он начал как шутку, но изменил тон на середине. В конце концов, может, так оно и было.
— Меня зовут Йоханнес Кабал. И Сатана со мной встретится.
— Стало быть, никакая ты не важная персона?
Кабал одарил его тяжёлым взглядом.
— Не мне судить. Сейчас же открой дверь.
В одежде грешник или нет — Трабшоу решил, что находится, в конце концов, на своей территории. Он достал копию бланка АААА/342 и подвинул его в сторону Кабала.
— Тебе придётся заполнить вот это, мистер! — сказал он и позволил себе хихикнуть — ужасный звук, будто у механической игрушки кончился завод. Кабал просмотрел бланк и вернул его.
— Ты неправильно понял. Я не останусь. У меня деловой разговор. После этого я уйду.
Прозвучал приглушённый вздох заинтересовавшихся зрителей.
Трабшоу сощурил глаза.
— Думаешь, уйдёшь? А я вот думаю, нет. Это Ад, сынок. Нельзя шататься туда-сюда, как по танцплощадке. Ты мёртв и ты останешься. Так было всегда и будет сейчас, ясно?
Кабал долго на него смотрел. Затем он улыбнулся: как сырость расползается по стенам дома, так на его лице появлялась холодная, зловещая гримаса. Толпа резко притихла. Кабал наклонился к Трабшоу:
— Послушай, ты, жалкий человечишка… жалкий мёртвый человечишка. Ты совершаешь фундаментальную ошибку. Я не мёртв. Я как-то попробовал и мне не понравилось. Прямо сейчас, в эту самую секунду, когда я смотрю в твои колючие слезливые мёртвые глазёнки — я жив. Мой приход сюда с целью встретиться с этим жалким падшим ангелом — твоим боссом, создаёт огромные неудобства и влечёт за собой значительный перебой в моей работе. Сейчас же открой дверь, пока тебе не пришлось об этом пожалеть.
Все переключили внимание на Трабшоу. Дело принимало интересный оборот.
— Нет, мистер Модные Штаны, хоть ты и живой, я не собираюсь открывать дверь и жалеть об этом тоже не собираюсь. А знаешь, почему? Потому что, как ты верно заметил, несмотря на свои дурацкие очки, я мёртв и даже лучше, мне здесь платят. Моя работа — следить, чтобы люди заполняли бумаги. Все бумаги. Иначе они не смогут войти, а прямо сейчас, в эту самую секунду, это значит, что и ты, долговязый сукин сын, не войдёшь. Что теперь будешь делать? А?
В ответ Кабал поднёс сумку к окошку. Потом он осторожно открыл её и эффектным жестом фокусника извлёк череп.
Трабшоу на мгновение отшатнулся, но любопытство взяло верх.
— Что там у тебя такое, урод?
Ужасающая улыбка Кабала стала шире.
— Это твой череп, Трабшоу.
Трабшоу побледнел и уставился на него широко раскрытыми глазами.
— Я «позаимствовал» его на старом городском кладбище. Твоя смерть до сих пор у всех на устах, знаешь ли. Ты прямо-таки вошёл в местный фольклор.
— Я выполнял свои обязанности при любых обстоятельствах, — сказал Трабшоу, не в силах оторвать взгляд от черепа.
— О, да. Твоё имя живёт и поныне.
— Правда?
— Конечно, — Кабал выждал, пока чёрствое сердце Трабшоу начало переполняться сладкой гордостью, и добавил, — оно стало синонимом тупости.
Трабшоу моргнул, чары рассеялись.
— Да-да. Ну, а чего ты ожидал, если тебя убили из-за квитанции? Дети говорят своим товарищам: «Ты тупой как Трабшоу». Если речь зайдёт о ком-нибудь недалёком, их родители скажут: «Самый настоящий Трабшоу». Можно приобрести сувениры и всё такое. Полностью ручная работа.
