Мистер Каберман никак не реагировал на это. Из его комнаты не доносилось ни звука. Там было тихо и темно. Он не жаловался и продолжал спать. И это было очень странно.
Дуглас чувствовал, что с тех пор, как комната стала страной Кабермана, в нем разгорается жаркое пламя ненависти. Когда там жила мисс Сэдлоу, комната была просторной и уютной, как лесная лужайка. Теперь она стала какой-то застывшей, холодной и чистой. Вес стояло на своем месте. Это казалось странным.
На четвертый день Дуглас забрался по лестнице к своему любимому окошку с разноцветными стеклами. Оно находилось между первым и вторым этажом и было застеклено оранжевыми, фиолетовыми, голубыми, красными и желтыми стеклышками. Дуглас очень любил смотреть через них на улицу, особенно по утрам, когда первые лучи солнца золотили землю.
Вот голубой мир — голубое небо, голубые люди, голубые машины, голубые собаки.
А вот желтый мир. Две женщины, переходившие улицу, сразу стали похожи на азиатских принцесс. Дуглас хихикнул. Это стеклышко даже солнечные лучи делало еще более золотыми.
Около восьми часов Дуглас увидел мистера Кабермана. Он возвращался со своей ночной работы, постукивая тросточкой. На голове у него была неизменная соломенная шляпа. Дуглас приник к другому стеклу. Краснокожий мистер Каберман шел по красному миру с красными цветами и красными деревьями. Что-то поразило Дугласа в этой картине. Ему вдруг показалось, что одежда мистера Кабермана растаяла и кожа его стала прозрачной. И то, что Дуглас увидел под кожей, заставило его от изумления прижать свой нос к стеклу.
Мистер Каберман поднял голову, увидел Дугласа, и сердито, как бы для удара, замахнулся своей тростью. Затем он быстро засеменил по красной дорожке прямо к двери.
— Эй, мальчик! — закричал он, затопав по ступенькам. — Что ты там делаешь?
— Ничего, просто смотрю, — пробормотал Дуглас.
— Просто смотришь и все?! — кричал Каберман.
— Да, сэр. Я смотрел через разные стекла и видел разные миры — голубой, красный, желтый. Разные.
— Да, да. Разные. — Каберман сам посмотрел в окно. Его лицо побледнело. Он вытер лоб носовым платком и притворно улыбнулся. — Все разные. Вот здорово! — Он пошел к своей двери и, обернувшись, добавил: — Ну-ну, играй!
Дверь закрылась. Каберман ушел к себе. Дуглас скорчил ему вслед гримасу и нашел новое стекло:
— О, все фиолетовое!
Через полчаса, когда он играл в песочнице, раздался звон разбитого стекла. Дуглас вскочил на ноги и увидел выскочившую на крыльцо бабушку, которая сердито грозила ему рукой.
— Дуглас! Сколько раз я тебе говорила не играть с мячом перед домом!
— Но я же сижу здесь, — возразил Дуглас, однако бабушка не хотела его слушать.
— Смотри, что ты наделал, негодный мальчишка!
Чудесное разноцветное окно было разбито, и среди осколков лежал баскетбольный мяч Дугласа.
И, прежде чем он успел что-то сказать в свое оправдание, на него обрушился град тумаков.
Потом он сидел в песочнице и глотал слезы, которые текли у него не столько от боли, сколько от обиды на свершившуюся несправедливость. Он знал, кто бросил мяч. Конечно же, это человек в соломенной шляпе, который живет в холодной серой комнате.
— Ну, погоди же. Погоди! — шептал Дуглас.
Он слышал, как бабушка подмела осколки и выбросила их в мусорный ящик. Голубые, красные, оранжевые стеклышки полетели в ящик вместе со старым тряпьем и консервными банками.
Когда она ушла, Дуглас, всхлипывая, подкрался к ящику и вытащил три осколка драгоценного стекла. Каберману не нравятся цветные стекла? Ну что ж, тем более их нужно спасти!
Дедушка возвращался из типографии немного раньше всех остальных жильцов — примерно в пять часов. Когда его тяжелые шаги раздавались в прихожей, Дуглас всегда выбегал навстречу и бросался ему на шею. Ему нравилось сидеть на коленях у деда, прижавшись к его большому животу, пока тот читал газету.
— Слушай, дед!
— Ну, чего тебе?
— А бабушка опять сегодня потрошила цыпленка. На это так интересно смотреть! — сказал Дуглас.
Дед не отрывался от газеты:
— Уже второй раз на этой неделе цыпленок. Твоя бабушка закормит нас своими цыплятами. А ты любишь смотреть, как она их потрошит, а? Эх ты! Маленький хладнокровный садист!
— Но мне же интересно.
— Да, это уж точно, — хмыкнул дедушка, зевая. — Помнишь ту девушку, которая попала под поезд? Она была вся в крови, а ты пошел и рассмотрел ее, — улыбнулся дед. — Храбрый гусь. Так и надо. Ничего не бойся в жизни. Я думаю, это у тебя от отца, он был военным. А ты стал очень похож на него, потому что с прошлого года переехал к нам. — Он вернулся к своей газете.
Спустя минуту, Дуглас прервал молчание.
— Дед!
— Ну что?
— А что, если у человека нет сердца, или легких, или желудка, а с виду он такой же, как и все?
— Я думаю, это было бы чудом.
— Да нет, я не про чудеса. Что, если он совсем другой внутри, не такой как я?
— Ну, наверное, тогда его нельзя будет назвать человеком, а?
— Конечно, дед. А у тебя есть сердце и легкие?
Дед поперхнулся:
— Честно говоря, не знаю. Никогда не видел их. Даже рентген никогда не делал.
— А у меня есть желудок?
— Конечно есть, — закричала бабушка из кухни. — Попробуй не покормить его. И легкие у тебя есть. Ты кричишь так, что покойника разбудишь. А еще у тебя есть грязные руки. Ну-ка, марш мыть их! Ужин готов. И ты, дед, давай к столу скорее.
Тут начали спускаться жильцы, и деду уже некогда было спрашивать, с чего это Дуглас вдруг заинтересовался такими вопросами.
За столом жильцы разговаривали и перебрасывались шутками, только Каберман сидел молча и нахохлившись. Разговор от политики перешел к таинственным преступлениям, происходившим в городе.
— А вы слышали про мисс Ларсен, которая жила напротив раввина? — спросил дедушка, оглядывая жильцов. — Ее нашли мертвой с какими-го непонятными следами на теле. А выражение лица у нее было такое, что сам Данте съежился бы от страха. А другая женщина, как се фамилия? Уайтли, кажется. Она исчезла и все еще не найдена.
— Да, такие вещи частенько происходят, — вмешался мистер Бриц, который работал механиком в гараже.
— А все потому, что полиция ни черта не хочет делать.
— Кто хочет добавки? — спросила бабушка.
Но разговор все вертелся вокруг разных смертей. Кто-то вспомнил, что на прошлой неделе умерла Марион Барцуман с соседней улицы. Говорили, что от сердечного приступа.
— А может и нет? — А может и да?
— Да вы с ума сошли! Может, хватит об этом за столом?
И так далее.
— Кто его знает, — сказал мистер Бриц. — Может быть, в нашем городе завелся вампир?
