— Очень любезно с вашей стороны, — ответил он, пытаясь спрятать свое замешательство, склонившись к фонтанчику, — но дело в том, что я не иду.
— Не идете? — Богатый жемчужный тон голоса (продукт бесчисленных уроков дикции) рассыпался каскадом журчащего смеха. — Как вы с серьезным видом можете говорить такое? Вы видели ротогравюрный отдел?
— Нет, — коротко ответил Перкинс.
— Там написано все. Список гостей, поставщики, даже карта местности. Я бы все отдала за такое приглашение!
Несомненно, отдала бы, подумал Перкинс, глядя на ее квадратную мужеподобную безгрудую фигуру, это как раз тот вид спорта, что мог бы позабавить тебя, но вслух он лишь произнес: «У меня другие обязательства», и вернулся к своему столу.
После ленча он нашел ротогравюрную страницу, засунутую под стекло на своем столе. Понимая, что все глаза в офисе тайно устремлены на него, он даже не развернул ее, а просто положил в карман пиджака, и лишь позднее небрежно поднялся и прошел мимо длинного ряда столов в мужскую комнату, где оказался в уединении запертой кабинки и дрожащими руками расправил ее на коленях. Мисс Нетерсоул была права: список гостей оказался по-настоящему ошеломительным. Он занял три колонки шрифтом в шесть пунктов; титулы сверкали в газете, как алмазы, там были генералы, государственные чиновники, промышленники и президенты университетов, издатели больших журналов, звезды кино и полярные исследователи, радиообозреватели, регенты, романисты, завоевавшие престижные премии — но Перкинс никак не мог начать усваивать список. Его глаза рыскали по смешавшимся слогам, и под конец, с немалой долей восторга он натолкнулся на то, о чем подсознательно думал: «Мр. Фред Перкинс». Это было все, никакого дополнения, ни Др., ни През. Унив., ничего.
Он прочитал собственное имя четыре раза, потом аккуратно сложил бумагу и положил назад в карман.
— Что ж, — сказал он с тонкой улыбкой, — я не пойду, вот и все.
Но Эмилия, очевидно, тоже видела газету.
— Телефон звонил весь день, — информировала она его, как только он вошел в дом и пристроил портфель в плетеном кресле у телевизора. — Все, конечно, яростно завидуют, но не осмеливаются признаться, так что я не получаю ничего, кроме поздравлений.
Она помогла ему снять плащ.
— Пойдем в столовую, — таинственно сказала она, — у меня для тебя маленький сюрприз. — Зазвонил телефон. — Нет, подожди, не входи без меня. Я только отвечу.
Он стоял, нетерпеливо точась с ноги на ногу, пока она не вернулась.
— Это Корриганы, — объявила она. — Бет хочет, чтобы мы пришли на небольшой обед семнадцатого. Естественно, дата не случайна, — добавила она. — Они хотят выкачать из тебя все подробности, пока о них не услышал никто другой в подотделе. Теперь пойдем… — и, словно счастливый ребенок рождественским утром, она взяла его за руку и повела в столовую.
Перкинс последовал за нею, протестующе бормоча.
— Разве это не великолепно?
Там на столе красного дерева (оплачен еще не полностью) распласталась пара рыжевато-коричневых джинсовых бриджей, красивая рубашка и ярко-розовая куртка с медными пуговицами. В центре стола, где обычно стояла ваза с цветами, расположилась пара сверкающих ботинок.
— И еще трико, — сказала она, махая кусочком ярко-желтого шелка перед его глазами. — Ты можешь взять одну из моих заколок, мне кажется лучшей будет та, что с ониксом в яшме. И я заказала кнутовище с серебряной рукояткой, его доставят завтра.
— Ты сделала большое дело, — сказал Перкинс. Он взял ботинки и ощутил мягкую, гибкую, навощенную кожу. — Наверное, очень дорогие. Где ты раздобыла на них деньги?
Эмилия засмеялась.
— Они в рассрочку, глупый, надо будет выплачивать двенадцать месяцев.
— В такой куртке я буду смешон…
— Нет, не будешь. Ты очень красивый мужчина, и я всегда говорила, что тебе надо пошить что-нибудь тонкое.
— Ну, — задумчиво сказал Перкинс, — мне кажется, ты сможешь отослать их назад, если я решу не ходить.
После обеда на своем старом «студебеккере» приехал Бьянки, заметно пошатываясь после многих коктейлей. Дверь ему открыла Эмилия.
— Фред в спальне пытается примерить новый охотничий костюм, — сказала она, — он выйдет через минуту.
— Кто там? — закричал Перкинс, и когда она ответила, торопливо снял розовую куртку (которая, вообще-то, немного жала под мышками) и влез в пиджак. Он вспомнил сцену в ресторане и устыдился, что Бьянки увидит, как его решительность пошатнулась.
— Послушайте-ка, Фред, — сказал Бьянки, усаживаясь в гостиной с поданным бокалом, — надеюсь, что вы наконец изменили свое мнение об…
Он посмотрел на Эмилию, чтобы увидеть, как много она знает о приглашении.
— Продолжайте. Я рассказал ей все, — сказал Перкинс.
— Что ж, вы, конечно, можете отклонить приглашение, если держитесь твердо, — сказал Бьянки в своей лучшей адвокатской манере, — но я бы не советовал. Если они посчитают, что вы их осадили, то смогут сделать вашу жизнь весьма неприятной — и далеко не единственным способом.
— Но это смешно! — сказала Эмилия. — Он же не отклоняет. Не так ли, дорогой?
— Ну… — сказал Перкинс.
Она уловила нерешительность в его голосе и страстно продолжила:
— Это первое признание в обществе, которое ты вообще получил, Фред. Ты не можешь даже подумать, чтобы отклонить его. Сообрази, что это будет значить для детей! Через несколько лет им поступать в колледж. И ты понимаешь, что это такое. Неужели ты серьезно планируешь оставаться в этом доме до конца жизни?
— В этом доме нет ничего плохого, — оборонительно сказал Перкинс, думая, что за дом еще не заплачено полностью, а Эмилия уже находит в нем недостатки.
— Предположим, что приглашение — это ошибка, — продолжала Эмилия. — Я не утверждаю, что это так, но предположим это только на минуту. Разве это не самая последняя причина, по которой ты не должен его отклонять?
— Но я не люблю охоту, — слабо перебил Перкинс. — И на лошади я буду выглядеть смешным.
— Не более смешным, чем девяносто процентов других гостей. Ты считаешь, что сенатор Горман будет в точности похож на кентавра? А что насчет твоего босса, мистера Хендерсона? Он ведь конечно не игрок в поло.
— Он тоже идет? — изумленно спросил Перкинс.
— Конечно, да. Если б ты обратил хоть малейшее внимание на список гостей, то заметил бы его.
— Ну, хорошо, хорошо, — сдался Перкинс, — тогда я пойду.
— Мне кажется, это мудрейшее решение, — сказал Бьянки с несколько смазанной попыткой юридической помощи.
Этим же вечером Перкинс написал подтверждение пером и чернилами на простой жесткой карточке без серебряного обреза.
