— Пусть шпиль, — согласился Петрович. — Он этим шпилем — при мне было — одного москвича чуть насмерть не уделал. Масса-то — дай боже!
— Сюда что, и из Москвы охотиться приезжают? — удивился Свербицкий.
— А то! Понимаешь, доцент, вот была консерватория — они и в других городах есть. Стало казино — тоже везде до черта. А вот заповедник, да с такой охотой — эксклюзив! Ни у кого нет! Причем, заметь, этот эксклюзив не навсегда, потому что белки там или, скажем, зайцы плодятся, а скрипки и флейты — нет.
— Тем более — сволочи! — убежденно сказал Свербицкий.
— А я что, спорю? — согласился Петрович. — Хотя мне, по большому счету, грех жаловаться. Все мои доходы с заповедника, и правые, и левые.
Помолчали.
— Иван Петрович, — сказал Свербицкий, — а как все это было? Расскажите.
— Что "все это"? — спросил Петрович.
— Ну, когда инструменты ушли из консерватории.
Серега в полумраке шевельнулся: то ли хотел что-то сказать, то ли обжегся чаем.
— Не в мою смену было, — сказал Петрович, — а врать не люблю, даже с чужих слов.
Допили чай. Петрович собрал посуду, пошел помыть ("не высовывайтесь, я сам"). Когда он ушел, Серега сказал:
— Вообще-то это было в мою смену. Только я почти ничего не видел.
— Почему? — спросил Свербицкий.
— Да я не очень-то и смотрел, — Серега рассказывал смущенно, даже немного виновато. — Ну, и обидно было. Дядя Ваня… Иван Петрович, то есть, меня устроил на это место, я месяц проработал, а тут — бац! — постановление: консерваторию закрыть, здание передать под казино. Что-то там с договором аренды…
— Знаю, — сказал Свербицкий.
— Ну, вот и я знал, что завтра все будут вывозить, потому и не больно смотрел. Запер дверь, в вахтерской телик включил… Когда большой рояль начал простенок вышибать, я еще не сразу понял, что звуки в коридоре, а не в телевизоре. Пока дошло, пока выскочил из вахтерской — все уже снаружи были. Кроме электрогитар: они с собой колонки тащили, запутались проводами. При мне последними вылетели. Я тогда хотел перед сменой пива купить — не успел; а сейчас думаю: хорошо, что не успел. Объяснялся бы потом с ментами…
— Затаскали по следователям? — с сочувствием спросил Свербицкий.
— Эти — что! — ответил Серега. — Вот психиатры — те прямо забодали! Три месяца держали, пока опять же дядя Ваня меня не вытащил.
— А он как сумел? — удивился Свербицкий.
— Старые связи. Не всегда же он сторожем работал. Было дело когда-то — учил курсантов в Мозамбике. Откуда, думаете, он про носоро…
Серега замолчал на середине слова, а через несколько секунд появился Петрович с помытой посудой. Убрал ее в рюкзак, взамен вытащил сверток полиэтиленовой пленки.
— Сергей, завесь дверь, — сказал он, — а то задубеем ночью. И так задубеем, но все меньше.
Свербицкий проснулся, как и было обещано, от холода. Под плащ-палаткой Петровича ему предлагали место в середине — он отказался.
Петрович похрапывал, Серега тихонько сопел, в углу под деревяшками попискивала флейта. Светало, слабый свет пробивался сквозь пленку, висевшую в дверном проеме.
Накануне Петрович велел ходить по нужде с оглядкой, но оглядываться было некуда: туман. Торчащий у края болота трухлявый обломок березы, к которому направлялся Свербицкий, сливался с фоном, и отчетливо видны были только черные пятна на стволе, да правее в кустах темнела какая-то неопределенная масса.
Первый луч солнца, встающего из-за леса, осветил болото в тот момент, когда Свербицкий застегивал «молнию» на штанах. В миг туман стал реже, и темная масса в кустах приобрела четкие очертания большого концертного рояля.
Длинный ряд клавиш с поднятой над ними крышкой-клапаном походили на разинутую пасть — Свербицкий сразу же вспомнил все сплетни и байки, ходившие по городу. Вспомнил он и то, что в зале консерватории рояль всегда стоял с закрытыми клавишами, и в ночь, когда ушли инструменты, наверняка тоже, — значит, он научился открывать клапан самостоятельно уже в лесу? Или он всегда это умел?
— Назад, доцент! — раздался у него за спиной крик Петровича. Он оглянулся — голова егеря торчала из двери. Свербицкий шагнул назад и упал, споткнувшись о поваленную ольху.
Рояль медленно — ролики с трудом катились по земле — двинулся к нему и остановился в полуметре перед ольхой. Свербицкий поднялся, сел на изгиб лежащего ствола и протянул руки к клавишам. Было неудобно.
— Чуть ближе и правее, — сказал он. Рояль послушно двинулся к нему.
— Теперь хорошо, — сказал Свербицкий. Он встал, обошел рояль справа, поднял крышку и подпер ее штицем.
— Давай, доцент! Сюда не влезет! — опять крикнул Петрович. Свербицкий, не обращая внимания, вернулся к ольхе и снова сел перед роялем. Положил руки на клавиши, немного помедлил, затем, чуть повернув голову к слушателям, громко произнес:
— Михаил Огинский. Полонез "Прощание с родиной".
Он не доиграл. Где-то совсем близко раздались крики, затрещали кусты.
— Ноги, доцент! — Петрович дернул его за плечо. Свербицкий вскочил, обогнул рояль справа, быстро опустил штиц и крышку, стараясь не стучать. Хотел закрыть клавиши, но в последний момент передумал. Он ударил рояль ладонью по боку:
— Уходи!
Ударил еще раз, отбил ладонь, но рояль, похоже, понял — повернулся и медленно, постепенно набирая скорость, покатился по болоту, качаясь на кочках, как корабль на волнах, и ломая перед собой кусты.
Убегать было поздно, и они спрятались в землянке — прижались по углам в надежде на то, что люди из губернаторской свиты, напав на след рояля, не станут лазить по ельнику. Так и вышло, но один из двоих, бежавших последними, все-таки заметил схрон.
— Саня, а это что? — спросил он другого.
— Землянка, — сказал Саня. — А там, похоже, сидит, кто играл.
Он шагнул к двери, доставая из кобуры пистолет, и с этот момент пронзительно запищала флейта.
— Дудка! — воскликнул Саня, убирая пистолет. — Нет там никого, кто к ней полезет?
— Гранату бы ей, — сказал другой.
— Гранату, положим, жалко, а петарда найдется, — ответил Саня.
Он вытащил из кармана штанов петарду, обмотанную скотчем. Между слоями скотча были густо насованы гвозди — тому, кто окажется рядом, не поздоровится. Достал зажигалку, щелкнул, и в этот момент там, куда укатил рояль, раздался тяжелый удар, и сразу — вопль, почти нечеловеческий. Затем — снова удары, крики, гул басовых струн и стрельба. Причем очередями.
— Быстро туда! — скомандовал Саня. Уже почти на бегу он поджег фитиль и бросил петарду в проем.
Ее поймал Серега, чуть помедлил и швырнул вслед убегающим. Наверное, он просто хотел выбросить ее наружу, но перестарался; или, может быть, обжегся фитилем. Петарда взорвалась в воздухе, метрах в полутора над землей и в полуметре от бритых затылков Сани с напарником.
