Почуяв, что Калеб думает о нем, пес вновь повернул к нему голову.
– Паршивый день, верно, Немой Джо? Сдается мне, ты бы лучше повалялся дома на ковре, чем тащиться бог знает куда ни свет ни заря. Или я ошибаюсь?
Словно в подтверждение этого тезиса, пес отвернулся и сладко зевнул, обнажив розовый язык и крепкие белые зубы.
– Я так и понял. Чем бы нам скрасить это малоприятное начало дня?
Калеб сунул руку в карман на спинке сиденья и достал оттуда пакет с вяленым мясом. Сдернув полосатую обертку, протянул кусок псу. Немой Джо не вцепился в него сразу, как сделал бы всякий представитель собачьего племени – хоть породистый, хоть помесь вроде него.
Он деликатно понюхал мясо и осторожно прихватил его зубами, а потом начал спокойно и с достоинством пережевывать, выказав при этом признательность Брута. Калеб, усмехнувшись, подумал, что, будь Юлий Цезарь собакой, его предал бы не кто иной, как Немой Джо. Что бы ни делал, он делает исключительно из собственного интереса и для собственного удовольствия; предлагать ему еду в награду за службу совершенно немыслимо. Все, что ему дают, он принимает как неизбежное признание его своеобычной натуры.
Мясо перекочевало в собачий желудок, а Калеб открыл окошко и впустил в машину поток свежести. Осень еще не дохнула на деревья, хотя в воздухе позднего сентября уже ощущался слабый запах снега и гниющей листвы. Минувшей ночью набухшие дождем темные тучи спустились с гор Сан-Франциско со всем инструментарием громов и молний, вызвав в душе воспоминание о высовывающихся из-под одеяла детских личиках. Расстилавшееся перед ним дорожное покрытие еще хранило серые следы ночной грозы. Лужицы казались раскиданными по земле блестящими монетками, в которых отражались осколки рассветного неба. В зеркале заднего обзора не видно клубов пыли и рассыпающихся камней, как во время его предыдущих вылазок на той же старой колымаге и с той же охотничьей целью.
Молчаливый человек и молчаливый пес под рокот мотора и жалобное поскрипыванье кузова доехали по дороге, обсаженной тонкоствольными тополями, до самой развилки. На темном фоне соснового леса, в свете фар, уже разбавленном первыми отблесками рассвета, их встретил туристский рекламный щит. Художник, знавший свое дело, изобразил ковбоя, с ленивой грацией гарцующего на коне и левой рукой указующего на дорогу, которая уходит направо, через лес. Белозубая улыбка и надписи внизу уверяли, что, свернув на эту дорогу, вы непременно попадете на горное ранчо «Высокое небо».
Калеб последовал этому приглашению, не сбросив скорости, легко выправив рулем крен пикапа. Не выказав удивления, Немой Джо, привычный к лихачеству своего водителя, удержал равновесие, лишь поерзал на сиденье.
Через милю или немногим меньше дорога уклонилась влево, вынудив Калеба объехать высокую изгородь из штакетника, и повела его прямиком к главному въезду на ранчо. Над воротами подвешена на цепях с двумя железными крюками грубая доска светлого дерева с намалеванными черной краской буквами. Все в лучших традициях скотоферм. Калеб въехал в ворота и без колебаний повернул налево, на служебную стоянку.
Ранчо «Высокое небо» было выстроено на территории, некогда простиравшейся на полмиллиона акров по склону Хамфрис-Пик, самой высокой точки Аризоны. Оно весьма достоверно воссоздает антураж деревни времен фронтира. Сразу за стоянкой высится еще одна линия штакетника, достаточно высокая, чтобы за ней не было видно машин; этот забор огораживает несколько деревянных коттеджей прямо-таки спартанского вида. Коттеджи расположены полукругом по краям обширной площадки, где наезжающие в деревню гости собираются на барбекю и концерты более чем сомнительной музыки кантри.
Внушительная постройка из бруса – деревенский клуб – делит площадь пополам.
На дальней от него половине, что справа от клуба, выстроились на небольшом возвышении хоганы, типичные куполообразные мазанки племени навахов, возведенные с чисто декоративной целью. А чуть ниже еще один гостиничный комплекс – лепящиеся друг к другу карликовые строения в стиле индейцев-пуэбло.
В самой глубине, невидные за изгородью, располагались конюшни, склады для двуколок, телег «Конестога», дилижансов «Уэллс фарго», на которых привозили гостей посмотреть здешнее дешевое ретро. Во всем ощущался дух фальшивой ностальгии по утраченному прошлому, которое устроители задались целью выдать за историческую эпоху.
Калеб припарковал машину рядом с «маздой», обляпанной грязью во время ночного дождя. Он вышел и откинул задний борт пикапа для Немого Джо. Пес вылез, не озираясь (места ему были хорошо знакомы), и тут же направился к давно облюбованному дереву. Поднял заднюю лапу и начал неторопливо справлять нужду, предупредительно косясь на хозяина – мол, не тревожь меня в столь интимный момент.
Из багажника «форда» Калеб достал свой файрфлайт – несколько устаревший охотничий лук, который некогда произвел революцию среди лучников всего мира. Это восьмидесятифунтовое оружие благодаря совершенной конструкции на шестьдесят процентов сократило усилия лучника, прилагаемые для максимального натяжения. Выпущенная из такого лука стрела может запросто пригвоздить человека к дереву, подвесив его, например, за куртку.
С заднего сиденья Калеб также взял колчан, наполненный алюминиевыми стрелами с бронированным наконечником, и проверил, на все ли надеты пластиковые защитные колпачки. Не хватало только, чтоб острие вонзилось тебе в бок или еще куда, если вдруг ненароком выскользнет из колчана. Такие случаи нередки, и очевидцы их непременно поднимут тебя на смех.
Однажды им пришлось выручать охотника-новичка, одного из тех, что приезжают на «хаммерах» с массой блестящих хромированных деталей, в шикарных, с иголочки охотничьих куртках и в полном убеждении, что фильм «Рэмбо-2» является библией лучников. Когда того горе-охотника доставили в пункт «скорой помощи» со стрелой в мягком месте, врачи, обрабатывая рану, откровенно похохатывали.
Калебу такая перспектива не улыбалась.
Видит бог, он нахлебался насмешек на своем веку.
Надевая рюкзак, Калеб вдруг услышал сзади шорох шагов по гравию. Обернувшись, он наткнулся на широкую улыбку Билла Фрайхарта. Это был мужчина средних лет, высокий и плотный, большой любитель пива и мяса. Выпирающее брюхо и тонкая сеточка сосудов на щеках со всей очевидностью это подтверждали. В этот ранний час он еще не успел облачиться в пончо, нахлобучить стетсон и препоясаться ремнем с пристегнутым к нему кольтом, составлявшими его униформу на ранчо. Все, кто здесь работают, вынуждены поддерживать карикатурный имидж старинного форта. Энтузиазма это ни у кого не вызывает, но работа есть работа, она поневоле заставляет делать хорошую мину при плохой игре.
