Да! Человек полностью вошел в полосу света, и Грисвелл узнал своего товарища. Затем он увидел лицо Джона, и вопль сорвался с его губ.
Лицо это было бескровным, точно лицо трупа, струйки крови стекали по мертвенно-бледной коже, остекленевшие глаза глубоко запали, огромная рана, сочась кровью, почти пополам рассекала голову Джона.
Грисвелл не помнил точно, как он выбрался из этого проклятого дома. Впоследствии к нему вернулись дикие, смутные воспоминания — о том, как он проломил собой пыльное, затянутое паутиной окно, о том, как спотыкаясь, вслепую продрался сквозь колючий кустарник и увидел в кроваво-черном тумане собственного безумия темную стену сосен с бесстрастной луной, плывшей над ними в черном небе.
Какой-то клочок здравого смысла вернулся к нему, когда он увидел на дороге свою машину. В мире, который внезапно стал кошмаром, это был предмет, сохранивший прозаичную реальность. Но как только он дотронулся до дверцы, сухое холодное шуршание донеслось изнутри, и он отшатнулся от слегка подрагивающей ленты, молнией взметнувшейся с сидения водителя и с пронзительным шипением выбросившей вперед раздвоенный, блеснувший в лунном свете язык.
С воплем ужаса он бросился вниз по дороге. Так человек бежит в бесконечном кошмарном сне. Он бежал безо всякой цели; его окостеневший мозг не был в состоянии произвести ни единой мысли. Он мог только отдаться слепому отчаянному порыву — бежать и бежать до тех пор, пока усталость или смерть не заставят его упасть.
Черные сосны беспокойно колыхались вдоль дороги; ему казалось, что он так и не сдвинулся с места. Но вот чей-то ровный, нарастающий топот донесся до Грисвелла сквозь пелену его ужаса. Повернув голову, он увидел что-то, несущееся за ним — собаку или волка, определить было невозможно. Глаза этого существа горели, как шары зеленого пламени. Задыхаясь, он увеличил скорость, огибая поворот дороги, и тут же услышал храп лошади, а затем увидел и ее саму. До него донеслись проклятья всадника, в руке которого блеснула голубая сталь.
Грисвелл повернулся к нему и успел перед падением уцепиться за поводья.
— Ради бога, помогите мне! — прохрипел он из последних сил. — Эта тварь! Она убила Брэйнера и теперь охотится за мной! Смотрите!
Два одинаковых огненных шара светились сквозь бахрому кустарника у поворота дороги. Всадник выругался, и Грисвелла оглушили револьверные выстрелы. Огненные глаза исчезли, и всадник, вырвав у Грисвелла поводья и пришпорив лошадь, помчался вперед, к повороту дороги.
Пошатываясь, Грисвелл поднялся, трясясь всем телом. Через несколько мгновений всадник галопом вернулся обратно.
— Это был волк, я думаю, — заявил он, — хотя я никогда не слышал, чтобы в наших краях волки нападали на человека. Вы разглядели, что это было?
Грисвелл смог только слабо покачать головой. Всадник смотрел на него сверху вниз, все еще держа в руке дымящийся револьвер. Это был плотно сложенным человек среднего роста. По его широкополой шляпе и башмакам в нем можно было узнать уроженца этих мест, так же как одежда Грисвелла выдавала в нем приезжего.
— Что же все это значит?
— Не знаю, — беспомощно ответил Грисвелл. — Меня зовут Грисвелл. Джон Брэйнер — мой друг, он путешествовал вместе со мной. Мы остановились на ночлег в заброшенном доме, там, дальше по дороге. Что-то… — вспомнив, он почти задохнулся от вновь нахлынувшего ужаса. — Боже! Я, должно быть, сошел с ума! Что-то появилось там и смотрело на нас через балюстраду лестницы — какая-то тварь с желтым лицом! Я думал, что это мне приснилось, но, видно, так оно и было на самом деле! Потом наверху начали свистеть, и Брэйнер встал и, не просыпаясь, поднялся по лестнице, точно лунатик или загипнотизированный. Я услышал, как кто-то закричал — или что-то закричало — а затем Джон стал спускаться по лестнице с окровавленным топором в руке. И, боже мой, сэр — он был мертв! Голова была рассечена пополам; его мозги вперемешку с кровью стекали по лицу, и лицо это было лицом покойника. Но он спускался по лестнице! Пусть бог будет моим свидетелем, я говорю правду: Джон Брэйнер был убит в холле наверху, а затем его мертвое тело спустилось вниз по лестнице, чтобы убить меня!
Всадник ничего не ответил, сидя на лошади, точно статуя. Профиль его чернел на фоне звезд, и Грисвелл не мог прочесть выражение лица, скрытого под тенью от широкополой шляпы.
— Вы думаете, что я сумасшедший, — сказал он беспомощно. — Может, так оно и есть…
— Не знаю, что и думать, — ответил всадник. — Если здесь и есть какой-то дом, то это всего лишь поместье Блассенвиль. Хорошо, посмотрим. Мое имя Баннер. Я здешний шериф, и сейчас как раз возвращаюсь домой.
Он соскочил с лошади и встал возле Грисвелла. Теперь он оказался ниже тощего англичанина, но был куда более плотного сложения. В нем чувствовалась природная решительность и мощь опытного бойца.
— Вы побоитесь вернуться обратно к этому дому? — спросил он. Грисвелл содрогнулся, но все же покачал головой. В нем заговорило упрямство его предков-пуритан.
— Мысль о том, чтобы увидеть этот дом и этот ужас еще раз приводит меня в трепет, — признался он. — Но бедный Брэйнер… — он запнулся. — Мы должны найти его тело. Боже мой! — вскричал он, осознав наконец кошмар всего происшедшего. — Что мы найдем? Если мертвый человек ходит…
— Посмотрим, — шериф зажал поводья в левой руке и на ходу принялся перезаряжать свой револьвер.
— Боже, как зловеще выглядел это дом на фоне черных сосен! — воскликнул Грисвелл, сделав несколько шагов; — Он дурно выглядел с самого начала, когда мы только подошли к нему, и стая голубей вспорхнула в небо с его балюстрад!
— Голубей? — Баннер бросил на него быстрый взгляд. — Вы видели голубей?
— Да, конечно. Целая стая сидела там на перилах.
Они шагали некоторое время в молчании, а потом Баннер внезапно сказал:
— Я прожил в этом графстве всю жизнь. Я пересекал имение Блассенвиль тысячу раз, я думаю, во все часы дня и ночи. Но я никогда не видел здесь голубей!
— Их было множество, — повторил изумленный Грисвелл.
— Я встречал людей, которые клялись, что видели стаю голубей на балюстраде, как раз на закате, — медленно сказал Баннер. — Все они были негры, кроме одного… бродяги. Он разжег во дворе огонь, намереваясь там переночевать. Я проходил мимо, когда уже сгущалась тьма, и он рассказал мне о голубях. Я вернулся следующим утром, от костра остался пепел, рядом валялись жаровня и жестяная кружка. Одеяло лежало нетронутым. С тех пор парня больше никто не видел. Это было двенадцать лет назад. Негры говорят, что видят здесь голубей, но никто из них не рискует приходить сюда между закатом и рассветом. Они говорят, что голуби — это души Блассенвилей, ночью выпускаемые из ада. Негры говорят, что красное зарево на западе — свет из преисподней, потому что ворота ада открыты, когда вылетают Блассенвили…
