Тот с достоинством поклонился.
— Я Лаура Макгибур, — представилась особа, — Свояченица достопочтенного Гордона Макгибура.
В родовом гнезде шотландского аристократа не было дворецкого, а это что-то значит. Любезная, как статуя, леди Лаура повела гостя вверх, по дубовой лестнице. Никто более не вышел его встречать, и этот небрежный приём весьма разгневал молодого Фредерика и заставил его задуматься о будущей семейной жизни.
— Прошу простить молодую барышню, — словно угадывая его мысли, произнесла леди Лаура. — Мы не знали, в который час вы прибудете, и леди Глория отправилась погулять к озеру. А мой брат, Гордон, встречается сегодня с банкиром из Эдинбурга.
Понятно, сообразил сэр Фредерик, договаривается о том, чтобы хоть на день свадьбы получить в руки фамильные драгоценности Макгибуров.
Спальня его не интересовала и он, бросив свои чемоданы и мельком обратив внимание на тяжёлую мебель викторианской эпохи, поспешно выбежал из замка. Ему не терпелось встретить свою невесту. Никто не препятствовал гостю бродить по дому, никто не напрашивался в проводники. Видимо, и прислуги тут было очень мало.
Попав в парадный зал, сэр Фредерик приостановил свой бег и засмотрелся на обшитые дубом стены. Это как раз и была та портретная галерея, что грезилась ему. И тут его ничто не разочаровало: Макгибуры были так же величавы, как теперь бедны. Сэр Фредерик даже растерялся немного под взглядами всех этих надменных дам и холодных кавалеров. Они старались хоть немного, но показать свою седую прядь у левого виска. Все Макгибуры пренебрежительно разглядывали свежеиспечённого сэра, посмевшего вторгнуться со своим скороспелым богатством в их избранное общество.
"Как думаете, — спрашивала стройная пожилая леди в драгоценностях и с ещё очень свежим цветом неувядающего лица у господина с пышным воротником, — сохранится ли в потомках леди Глории наша фамильная особенность?"
"Чёрта с два она в них сохранится! — зло отвечал надменный господин. — На леди Глории закончится наш род!"
Сэр Фредерик решил, что ничего бояться он не будет. Брачный контракт ещё не подписан и он может, если сочтёт нужным, покинуть это старое осиное гнездо. Может, тогда спесивые портреты заговорят иначе. Не тот он человек, чтобы пресмыкаться перед трачеными молью чучелами. Рассуждая так, он запутался в переходах дома и попал в библиотеку.
Судя по всему, обитатели дома были страстными коллекционерами книг. Многочисленные фолианты с золочёными переплётами и серебряными уголками сменялись хаотично заставленными современными романами. Вдоль высоких полок стояли приставные лестницы. И, судя по основательно истёртому паркету, ими пользовались очень часто.
Возле широкого венецианского окна, явно более поздней перестройки, стоял мольберт, а на нём картина, повёрнутая к свету. Чувствовалось по раскиданным предметам и высокому креслу с резной спинкой, что тут готовится ещё один портрет для галереи Макгибуров.
Подойдя к картине, молодой человек обнаружил, что она почти закончена. Леди Глория, урождённая Макгибур. Девушка была изображена в полный рост и все детали выписаны с той тщательностью, которая говорит не столько о высоком профессионализме художника, сколько о его тайном любовании своей моделью. Даже неопытный глаз сэра Фредерика заметил, сколько страсти скрыто в безупречном лице последней представительницы древнего рода. Против обыкновения, все Макгибуры были не рыжими, как шотландцы, а очень черноволосыми. Тем более был эффектен серебряный штрих, оттеняющий чёрные, как ночь, кудри леди Глории.
Взволнованный сэр Фредерик устремился на поиски своей невесты. Пожилая леди Лаура сказала, что она гуляет где-то возле озера. До обеда ещё часа два и он успеет познакомиться с окрестностями.
Бывший замок, а нынче Дом Макгибуров, располагался в живописной седловине меж двух гор, заросших лесом. Большую часть дня он был скрыт тенью. С утра — с востока, а вечером — с запада. Но между полуднем и четырьмя часами он был весь на виду у солнца. Дорожка, петляющая меж деревьями, время от времени выбегала на открытое место. Она всё время понижалась и местами прерывалась каменными ступенями, утонувшими в земле. Земля была сырая и пахло прелым. До осени ещё не близко, но здесь было довольно прохладно.
С высокого берега вниз вела крепкая деревянная лестница, совершенно потемневшая от времени. А под горой от берега выдавался далеко в озёрные воды деревянный же помост на сваях. Около него привязана пара лодок с парусом и вёслами. Наверно, в светлую погоду Макгибуры катаются на них. Не рыбу же они тут ловят, в самом деле!
Сбежав вниз, Фредерик уже хотел крикнуть леди Глорию, как вдруг увидел её. Она была не одна, рядом шёл молодой человек занятной наружности. Скорее всего это был художник. Высокий, стройный, очень привлекательный. Особенно хороши были его длинные каштановые волосы. Похоже, он завивал их. Одет художник был с той артистичной небрежностью, которая достигается немалой тренировкой.
Эти двое были заняты разговором и не смотрели по сторонам. Леди Глория что-то выговаривала молодому человеку. А тот молча слушал, заложив руки за спину и мерно вышагивая остроносыми туфлями. Лёгкий ветер трепал их волосы, подхватывая длинные чёрные локоны Глории и переплетая их с красными кудрями молодого человека, и было в этом молчаливом танце волос нечто неприличное, словно тайный грех. К тому же, шёлковый шарф художника метался и задевал девушку по плечу, но она словно бы не замечала.
Сэр Фредерик хотел уж было незаметно удалиться, но передумал. С какой стати? Он так и стоял на нижней ступеньке, пока случайный взгляд леди Глории не упал на него. И он поразился бледности её лица.
Минуту назад сэр Фредерик думал, что она его увидит, значительно застывшим на ступеньке, и поспешит развеять его негодование. Но девушка не двинулась с места, а художник вызывающе сложил руки на груди. Кончилось всё тем, что молодой негоциант не устоял и сошёл со ступенек.
— Вы, очевидно, сэр Фредерик, — с отменной любезностью обратилась молодая леди к незнакомому ей человеку.
Эта вольность выдавала высокое происхождение. Ни одна из барышень в тех гостиных, где имел счастье порхать сэр Фредерик, не обратилась бы первой к незнакомому мужчине.
— Да, это я, — признался он, очарованный манерами благородной леди и поспешил оправдаться: — Мне сказали, что вы гуляете у озера, и я решил проведать вас.
— Знакомьтесь, это художник, месье Франциск.
Это было сказано с такой непринуждённостью, что сэру Фредерику показалось очень неудобным выдавать свою досаду. Ну что ж такого, нельзя же сидеть безмолвным столбом, когда тебя час за часом рисуют у мольберта. Двое молодых людей не могут не разговориться. Художник, наверно, много повидал и рассказывал ей о парижский артистической богеме. А девушка мало что видела в такой глуши и слушала с большим интересом. Обижаться на такое — значит показать себя неумным заезжим снобом, который слишком долго просидел вдали от современной цивилизации и теперь избыточной спесью компенсирует недостаток воспитания.
