Выпала из рук корчмаря кружка, разлетелась по полу осколками, впились в плечо поводыря вороньи пальцы Панька. Посмотрел Остап – нет никого. Только слепой бандурист невпопад улыбнулся – кто его знает, что у старого на уме?
– Показалось это тебе, сынок.
Поднялся Остап. Вышел. Отправился за мужиками к своей хате на околице. Ровно пошел, не шатаясь, как и не пил вовсе.
* * *
Воз въехал в село, вспугнув с дороги курицу. Запах Хозяина указывал на большую хату, пропитанную кислым хмелем. Помедлив мгновение, я пересилил неприязнь перед людским скопищем и помчался за возом. Подбежал к хате, заглянул в окно. Вон парубок, с которым Хозяин разговаривал. Металлом пахнет, но не злым, добрым. А еще огнем и искрами. Нет, дальше мне надо, аромат Хозяина зовет на другой конец села.
Там, где воздух наполнен еще непролитой кровью.
* * *
– А ну! Пропустите во двор!
Выхватил саблю Лещицкий – эх, славный у него клинок! Тут и пасечник рядом вертится, где-то успел вилы раздобыть. Кто с серпом стоит, кто с жердью. Толпятся мужики, переминаются с ноги на ногу. Тишина в доме кузнеца.
Пан Лещицкий ясным соколом взлетел на порог – где шляхта не пропадала! Рванул дверь… Дуло пистоля в грудь уперлось. Легко чужак держал оружие, как перышко. Казалось, так же, походя, и выстрелит. Попятился пан, чуть не упал.
– Ну, говорите, чего надо? – отозвался чужак.
– Упыря ищем!
– Проверить пришли!
Лещицкий приободрился, саблю поудобнее перехватил.
Казалось, что чужак насмешливо улыбался одними глазами. Словно не замечал направленного оружия, не обращал внимания на затаившийся страх. Одет чужак в старую свитку и шаровары. Поди проверь, обвязано или нет у него под коленом полотно из льна-сырца, которым упыри дырку на ноге закрывают. Да и лицо вроде не красное, а бледное. Лысина на солнце блестит, на скулу черный с проседью чуб спускается.
– Так ты – казак? – выступил вперед Мыкола. – Может, ты характерник[1], а? Ты Моровицу призвал?
Молчит чужак, только краешком губ улыбается. Куда-то вдаль смотрит. Кто-то уже и оглядываться начал.
Ворвался воз, заляпал грязью. Соскочил с него парубок. Руки дрожат, назад оборачивается – не гонится ли кто следом?
– Лесорубов поубивали!
– Кто?! Давай, Грыцько, рассказывай, что случилось!
– Гей! Гляньте – тут Петро! Мертвый!
– Я ж спешил! Не довез… – Грыцько готов был по-детски расплакаться. Даже губы задрожали.
Не мог хлопец двух слов связать. Рассказывал, сбиваясь, махал руками. Не холера убила лесорубов, которым он харч возил – упыри погубили. Сам Грыцько нечисти не видел, успел только Петра на воз взвалить и обратно рванул.
– Молодец, парень! Храбрым казаком будешь. Вон Петро, царство ему небесное, спасибо оттуда скажет. Похороним по-людски.
– Смотрите, какие раны у Петра! Хай йому грэць, словно кто клыками рвал.
– Эге… Ничего себе зубы. Насквозь грудь пробили.
Вернулась сабля Лещицкого в ножны.
– Вот где нечисть поселились – на просеке. Айда туда!
– Едем!
– Живи, характерник! – обернулся пан Лещицкий к чужаку. – Сначала с твоими друзяками справимся, а потом разберемся, что ты за птица.
– По коням, братья!
– Грыцько, стой!
Казалось бы, гомон вокруг, а услыхал хлопец казака, обернулся, встретился взглядом.
– Не езди.
Властный взгляд – дрожь холодом пробежала по спине. Не воспротивишься.
– Ты был возле его смерти.
– Что?
Чужак уже стоит около воза, руку мертвецу на лоб положил.
– Подойди!
Чувствует Грыцько – не успокаиваются руки, еще больше дрожать начали. Удирать надо. Огородами, через заборы, забиться в отцовскую хату, в темный угол и сидеть тихо-тихо, чтобы не нашли. А ноги сами к чужаку идут. И никого вокруг из своих – ушли все.
– Возьми Петра за руку.
Взял. Рука холодная, тяжелая, будто свинцом налита. Чужак забормотал что-то себе под нос. Страшно Грыцьку. Но главное – не пустить страх дальше. Ты же храбрый казак, Грыцько Невдаха. Ты же не боишься…
Рука Петра шевельнулась.
– Держать! Не отпускай!
Держит. Будто со стороны за собой Грыцько наблюдает. Может, это уже душа его из тела вылетела? Нет – кажется, живой. Чувствует, как холодные задеревенелые пальцы ладонь сжали.
– Встань, Петро. Расскажи нам, что случилось.
Медленно сказал чужак, тихо. Сел мертвец. Смотрит неподвижными глазами, высохшие губы шевелятся. Хрипящие звуки вырываются изо рта. Кажется Грыцьку, что стоит он на поляне возле куреня лесорубов, окутанный молочным туманом, и вместо мертвеца слова произносит.
– Я видел черного колдуна, – заговорил Грыцько. – Потом – железо и смерть. Первым погиб Семен Буряк.
* * *
«Я еду принес!» – хочет сказать Грыцько, но не может, словно кто живицей губы намазал.
– Чего тебе? – Буряк проходит сквозь хлопца к деревьям, где появилась черная фигура незнакомца. – Чего надо? – вновь спрашивает он у пришлого.
Лесорубы не отличались приветливостью. Работа на панщине тяжелая. А тут еще нечистая какого-то проходимца принесла перед самым обедом. А тот идет молча, словно не замечает никого. Одет, будто колдун какой – плащ черный, капюшон на голове. Лица не видно.
Буряк подходит ближе к незнакомцу, вдруг вскрикивает, дергается и падает. Смотрит Грыцько – а вокруг лесорубы мертвые лежат. Захар Зозуля возле куреня стеклянными глазами в небо смотрит. Пузач застыл возле старой ели. Петро… Живой Петро – на колени встал, руками себе помогает, поднимается. Еще шаг. Еще…
Видит Грыцько, как змея железная из-под земли лезет. Выползла, блеснула сталью – и в Буряка, пробив грудь, вонзилась. Вздрогнул Буряк. Тело на глазах металлической корой покрывается. Идет Петро, а Буряк за ним.
«Беги скорее!» – хочет закричать Грыцько.
Не получается. Перекреститься – рука не слушается. Пробует бежать хлопец – ноги словно к земле приросли. Надвигается колдун к Грыцьку, а из-под капюшона вместо лица металлическая маска блестит, ровная, как зеркало. В ней бесконечная чернота бурлит и затягивает.
– Садовник? – хрипло спрашивает колдун.
Нет больше Грыцька, пропал, захватила его вечная ночь, в которой слышны забытые слова.
– Так мы договорились, Садовник, берешься за работу?
– Да, Повелитель. Но потом ты же разрушишь новую игрушку?
– Это мое дело. Я верю тебе. Ты еще ни разу не подводил.
– Да, Повелитель. Я выращу железное Дерево, и оно даст Зародыш новой Вселенной.
– Хорошо. Работай.
Возвращается Грыцько, ищет дорогу домой. Миллионы лет летит сквозь пустое пространство. Затем в далекой темноте вспыхивает огонек и через мгновение разлетается горящим облаком. Закручиваются огненные вихри, распадаются на отдельные звезды. Падает Грыцько и оказывается на каменной земле у ствола огромного Дерева, чья верхушка скрывается в вышине. Кора Дерева сверкает сталью, мощные корни пышут огнем, вгрызаются в мертвую землю. Грыцько хочет уйти, но ноги подгибаются, и хлопец падает на колени. Обугленная кожа лохмотьями сползает с тела. Горят мышцы, обнажая покрытые копотью кости. Грыцько пытается удержаться за землю пальцами, но они рассыпаются прахом, и мир вокруг погибает. Ветер сдувает пепел.
