Эта мысль привела ее в еще большее недоумение, поскольку теперь, когда он покончил с бизнесом и сопутствующими ему волнениями, единственный возможный источник беспокойства исчез. Может, он плохо себя чувствует? Но после переезда в Дорсетшир его физическое состояние заметно улучшилось — он окреп, щеки порозовели, в глазах появился блеск. Лишь с прошлой недели она стала замечать в нем некие необъяснимые перемены, которые терзали ее в его отсутствие и заставляли молчать в его присутствии, словно не у него, а у нее появилась какая-то тайна!
Мысль о том, что между ними может быть тайна, поразила ее своей неожиданностью, и она окинула взглядом продолговатую комнату.
— Может, все дело в доме? — задумчиво пробормотала она.
В комнате явно пряталось множество секретов. С наступлением вечера они, казалось, наслаивались друг на друга, словно ярусы бархатных теней, спускавшихся с низкого потолка, книжных полок, закопченного камина.
— Ну, конечно, ведь в доме живет привидение! — размышляла она.
Первые пару месяцев они постоянно перебрасывались шутками по поводу привидения — невидимого привидения Алиды — но постепенно вспоминали о нем все реже и реже. Как только они вселились в дом с привидением, Мэри навела справки в соседней деревне, но кроме расплывчатого «Да, так говорят, мэм», ничего не добилась. Очевидно, доказательств существования неуловимого призрака оказалось недостаточно для того, чтобы сложить о нем легенду, и со временем Бойны занесли его в свой счет прибылей и убытков, придя к обоюдному согласию, что Линг — хорош и сам по себе и прекрасно обойдется без всяких сверхъестественных украшений.
— Несчастный бесполезный демон! Вот почему он тщетно бьет своими прекрасными крыльями в пустоте, — смеялась Мэри.
— Или, скорее, — в тон ей отвечал Нед, — поэтому, обитая в столь призрачном окружении, он не может утвердиться в статусе привидения.
С тех пор невидимый жилец исчез из их разговоров, а разговаривали они много, поэтому даже не заметили эту потерю.
Теперь, стоя у камина, она вновь вспомнила предмет их прежнего любопытства, но с новым пониманием его смысла — пониманием, которое постепенно накапливалось благодаря ежедневному соприкосновению с невидимой тайной. Разумеется, все дело в самом доме — он обладал способностью видеть призраки, он визуально, но скрытно общался со своим собственным прошлым; войти бы в тесный контакт с домом, тогда можно было бы заставить его раскрыть свой секрет и обрести собственную способность видеть привидения. Возможно, за долгие часы в этой самой комнате, куда она никогда не заходила по утрам, ее муж уже обрел такую способность и теперь молчаливо носит в себе тяжелую ношу знания. Мэри имела представление о кодексе мира привидений и понимала, что человек не может рассказывать о призраках, которых видел: это такое же нарушение правил поведения, как и обсуждение дамы в клубе. Но такое объяснение ее не удовлетворяло. «Чем, кроме возможности в шутку напугать, могли его заинтересовать старые призраки?» — думала она. И вновь вернулась к основной дилемме: сильная или слабая восприимчивость к воздействиям призрака не играет особой роли в данном случае, поскольку, если ты видишь привидение в Линге, ты этого не понимаешь.
«Понимание наступает по прошествии долгого времени», — говорила Алида Стэйр. Предположим, Нед увидел привидение сразу, как только они приехали, и только на прошлой неделе понял, что с ним произошло? Она мысленно вернулась к первым дням их жизни в этом доме, но сначала вспомнила лишь оживленную суматоху. Они разбирали вещи, расставляли книги по полкам и кричали друг другу из дальних уголков дома, обнаруживая все новые и новые сокровища. Именно в связи с этим она сейчас вспомнила один тихий октябрьский день. Когда первые восторженные волнения улеглись, она приступила к детальному осмотру старого дома и случайно нажала (как героиня романа) на одну из досок в стене. Панель отъехала в сторону, и она увидела винтовую лестницу, ведущую на плоский козырек крыши, которая снизу казалась слишком крутой, доступной лишь для опытного верхолаза.
С потайной площадки открывался изумительный вид, и, оттащив Неда от его бумаг, она продемонстрировала ему свое открытие. Она отчетливо помнила, как, стоя рядом с ней, он обнял ее, и они вместе устремили взгляды на извилистую линию горизонта, очерченную холмами, потом умиротворенно перевели взоры на причудливо переплетенные заросли тиса у пруда и тень кедра на лужайке.
— А теперь посмотрим с другой стороны, — сказал он и развернул ее, не выпуская из своих объятий; прижавшись к нему, она с удовольствием рассматривала окруженный серыми стенами двор, массивные фигуры львов на воротах и липовую аллею, идущую до самого шоссе у холмов.
И в тот момент, когда они, обнявшись, обозревали окрестности, она почувствовала, как его руки разжались, и услышала резкий окрик, заставивший ее повернуться к нему.
Да, сейчас она точно помнила, что увидела, как на его лицо упала тень тревоги, даже скорее растерянности; и, проследив за его взглядом, заметила фигуру мужчины — в свободной сероватой одежде, как ей показалось, — который медленно шел по липовой аллее с неуверенностью чужака, ищущего дорогу. Из-за близорукости она лишь смутно разглядела небрежность и сероватость одежды, у нее сложилось расплывчатое впечатление, что этот человек не из здешних мест. Но муж явно увидел гораздо больше — настолько больше, что с торопливым криком «Подождите!» он отодвинулся от нее и бросился вниз по лестнице, даже не подав ей руку.
Она немного постояла, вцепившись в трубу, на которую они опирались, — ее часто мучили легкие головокружения — потом осторожно последовала за ним; на лестничной площадке она снова остановилась по менее определенной причине, оперевшись на перила и вслушиваясь в глубокую тишину. Она стояла до тех пор, пока не услышала звук закрываемой двери; тогда она спустилась по лестнице вниз.
Сквозь открытую входную дверь проникал яркий солнечный свет, в холле и во дворе никого не было. Дверь в библиотеку тоже была открыта, и, не услышав голосов внутри, она перешагнула через порог и обнаружила мужа в одиночестве, перебирающего бумаги на столе.
Он поднял голову, словно удивившись ее появлению, но тень тревоги слетела с его лица, и теперь, как ей показалось, он выглядел посвежевшим и просветленным.
— Что случилось? Кто это был? — спросила она.
— Кто? — повторил он, по-прежнему удивленный.
— Тот человек, которого мы видели на подходе к дому.
Он, казалось, задумался.
— Человек? А, мне показалось, что это Питерс; я побежал за ним, чтобы поговорить о канализационной системе конюшни, но, пока я спускался, он исчез.
