Она повернулась к автомобилю и чуть не вскрикнула от неожиданности. Перед ней, покачиваясь, стояла та самая однорукая женщина. Сальные волосы слегка колыхал ветер. Глубоко запавшие глаза с насмешкой смотрели на оторопевшую девушку. Рукав, прежде завязанный узлом на культе, теперь трепыхался. Ноздри Кати уловили неприятный запах давно не мытого тела.
— Что вам нужно?! — Она хотела, чтобы ее голос звучал по-хозяйски, уверенно, но вместо этого с ее губ сорвался какой-то испуганный писк.
Женщина смотрела на нее так, словно ей была известна каждая мысль девушки.
— Я вижу, вы следите за мной. Кто вы?
Неожиданно женщина протянула левую руку и коснулась волос Кати.
Та резко отпрянула и крикнула:
— Уходите. Или я позвоню в полицию. Слышите?!
— Не надо полиции. — Женщина улыбнулась краем рта, но у нее вышла болезненная гримаса. — Девочка моя. Ты ведь Катя Уланова?
— Предположим, — с вызовом ответила девушка.
К ее удивлению, странная женщина внезапно оробела, словно позабыла все фразы, заготовленные заранее.
— У меня мало времени. Говорите, что вам нужно, или уходите, — сказала Катя, нервно крутя в руках связку ключей.
— Скажи, ты родилась в августе? — спросила женщина.
— Какая вам разница? Ну, в августе. Что с того?
— Посмотри на меня. Внимательно, — очень тихо произнесла женщина.
— Не вижу смысла. Простите, у меня много дел. Дайте мне пройти.
— Меня зовут Галина. Можно Галя. — Она на мгновенье смутилась. — Катя… я твоя мама.
Девушка посмотрела на нее так, словно у той из обрубка неожиданно проклюнулась рука.
— Вы сумасшедшая, — наконец сказала она. — Я знаю свою маму. А теперь уйдите с дороги, мне нужно ехать.
Катя шагнула вперед, и незнакомка посторонилась, пропуская ее. Глаза ее наполнились влагой.
— Пожалуйста, только еще один вопрос. У вас в доме работала Люда? Когда твои приемные родители погибли, она уволилась?
Катя, уже намеревавшаяся сесть в машину, остановилась, словно столкнувшись с невидимой преградой. Виски снова сдавил стальной обруч боли, и она чуть не застонала.
— Что вам известно о моих родителях? Что вообще вы тут делаете?! — Голос девушки задрожал.
— Люда, ваша уборщица, экономка, как сейчас говорят, или гувернантка, — торопливо заговорила женщина. — Она мне все рассказала. Катя, я ведь давно тебя ищу.
Девушка открыла дверцу и упала на сиденье. На нее навалилась безмерная усталость.
— Ты родилась двадцать первого августа. Твоя шея была три раза перевита пуповиной. Так мне потом сказал врач. Ты выжила, — продолжала скороговоркой Галина, боясь, что Катя ее не дослушает и уедет. — Но я не забрала тебя. Меня могли убить в любую минуту. Мне пришлось бежать из Каменска. Через двадцать лет я узнала, что тебя усыновили. Катя, посмотри на меня! Ведь мы похожи! — Последняя фраза была преисполнена мукой и болью.
— Я смотрю, — сказала Катя, глаза которой были сухими. — Я вижу перед собой ненормальную женщину, которой нужна помощь психиатра. Я вас очень прошу больше не беспокоить меня и никогда не приходить сюда.
Она включила передачу, и машина тронулась с места. Женщина, издав тоскливый крик, бросилась вперед и ухватилась за дверцу с опущенным стеклом со стороны Кати.
— Ты можешь сама все проверить. Спроси у родственников. В роддоме наверняка остались какие-то сведения, — клокотала она. — Подумай сама, зачем мне тебе врать, Катенька?
— Уйдите! — завизжала Катя, надавила на кнопку, и стекло зажало пальцы женщины.
Она охнула от боли, с трудом выдернула руку и со слезами на глазах смотрела, как машина, взвизгнув покрышками, уезжала прочь.
— Дочка, — едва слышно сказала она.
— Разрешите?
Николай Николаевич Сазыкин, бывший главный врач психиатрической больницы специализированного типа, вздрогнул и затравленно взглянул на визитера. Уже третий раз в его кабинете появлялись посторонние личности, мешая ему поскорее завершить весьма болезненный, но необходимый процесс. Он собирал свои личные вещи.
Гость вежливо улыбнулся и, не дождавшись приглашения, вошел в кабинет.
— Я вас где-то видел, — сказал главврач, голос которого звучал надтреснуто.
— Конечно, мы с вами виделись несколько лет назад, — ответил визитер. — Меня зовут Виктор Боков. Я до недавних пор возглавлял отдел милиции Каменска.
— Да, — протянул Сазыкин, продолжая неуклюже собирать вещи.
Это «да» было настолько бесцветным, что могло с таким же успехом подойти в качестве реакции на сообщение о том, что завтра обе-щают дождь.
— Только вы зря пришли.
— Это почему же?
— Я отстранен от должности и вряд ли смогу вам чем-то помочь, — прозвучал глухой ответ, но на Виктора эти слова не произвели никакого впечатления.
— Это не имеет значения. Вы тут были главным на протяжении четырнадцати лет, — сказал бывший сыщик, сделав акцент на «вы».
— Я уже всем все рассказал, — устало произнес Николай Николаевич.
Он потянулся за фотографией. На ней был запечатлен он сам, в лодке, с громадной щукой в руке. Его лицо, сияющее радостью, было совсем иным, нежели сейчас. Он снял снимок со стены, но тот внезапно выскользнул из пальцев и разбился об пол.
Николай Николаевич горестно вздохнул и опустился в кресло.
— Возьмите себя в руки, — сказал Виктор, которого начала раздражать апатия бывшего главврача. — Ответственность за то, что тут произошло, лежит на вас.
— Виктор, вы пришли, чтобы читать мне мораль?
— Отнюдь. У меня слишком мало времени для этого.
— Тогда что вам нужно?
Виктор поморщился.
— Николай Николаевич, из вашего учреждения сбежал убийца, маньяк. Он до сих пор разгуливает на свободе. Вы в курсе, что произошло вчера ночью в Заозерском районе, в сторожке егеря? Четыре трупа. Расчлененка, гвозди в конечности, крючки, паяльник!.. Малышев в своем репертуаре. Неужели вы рассчитывали, что после всего этого вам просто пальчиком погрозят?!
Сазыкин ничего не ответил, просто уныло смотрел на Виктора.
— Мне нужно все на него. Начиная с медицинской карты до телефонов ваших бывших сотрудников — всех, кто хоть раз пересекался с Малышевым, — сказал Боков, и Николай Николаевич поежился, увидев, какой ненавистью полыхнули глаза этого мужчины.
— Сегодня должны прийти следователи, — промямлил он. — Они наверняка изымут карту.
— Есть возможность сделать копию? Уж будьте любезны.
— Хорошо. Я дам распоряжение.
— Телефоны, — напомнил Виктор.
Порывшись в столе, Николай Николаевич вытащил прямоугольную папку с данными работников больницы.
— Если бы вы знали!.. Я ведь до последнего был против того, чтобы Малышева оставили у нас, — с тоской в голосе проговорил Николай Николаевич. — Меня предупреждали, и дома говорили, мол, быть беде. Вы думаете, я ничего не понимаю? Да после вчерашнего мне хоть самому в петлю лезь! Эти четверо — на моей совести. И не только они. Сколько при пожаре заживо сгорело!
— Не кричите, — сказал Виктор, забирая у Сазыкина папку. — Я не поп, чтобы слушать вашу исповедь.
— А я ведь знаю, зачем ты его ищешь, Виктор, — неожиданно сказал Николай Николаевич. — Думаешь, сижу тут с психами безвылазно и сам умом тронулся на старости лет, да?
Виктор промолчал.
— Мне очень жаль, что так вышло с твоими родными. Понимаю, что это ничего не меняет, но скажу тебе две вещи. Первое — обрати внимание на смерть Олеси Князевой, медсестры. Ее и охранника зарезали во время пожара. Так вот, Князева чаще всего была у Малышева. Она давала ему лекарства и всегда казалась мне немного сдвинутой. Книжки какие-то о загробном мире читала, наушники не вынимала, чертовщину какую-то слушала. Мутная была какая-то, — подытожил он.
— Кто был лечащим врачом Малышева?
— Их было двое. Сарычев и Губанов. Сарычев погиб во время пожара, отравился дымом.
— Где сейчас Губанов?
Николай Николаевич пожал плечами.
— Не знаю. Я ведь им уже не начальник. — Он выдавил жалкую улыбку. — Идите, Виктор, копии карты вам дадут в регистратуре. Слава богу, меня еще пока слушают.
Виктор уже хотел было уйти, но повернулся и спросил:
— Вы вроде хотели сказать «во-вторых»?
Кряхтя, Николай Николаевич поднял с пола разбитую рамку и осторожно вынул самый большой осколок, острый, поблескивающий при свете флуоресцентных ламп.
— Убей его, Боков. Раздави как пиявку. Заклинаю тебя.
Губанова на работе не оказалось, и где он был — никто не знал. После снятия с должности Сазыкина сотрудники больницы находились в каком-то анабиозе. Они, как зомби, бродили по коридорам, из кабинета в кабинет. Всех волновал лишь один-единственный вопрос: что дальше? На фоне этой вяло-гнетущей атмосферы невыход на работу одного из врачей «Райского уголка» остался практически незамеченным.
