что сможете вылечить их?
– Я еще не сказал про третий шаг, – медленно проговорил Фэй Ю. – Это может спасти им жизни, однако старший сын больше не сможет петь и танцевать, а внешность среднего сына изменится. Не обвиняйте в этом меня. Ах да, чуть не забыл. Прежде чем я начну лечение, вы должны признать, что не смогли должным образом воспитать своих детей, что и стало причиной их болезни.
– Ах, вы!.. – вскричал господин Тайбу.
– Хорошо подумайте, как только мы начнем лечение, пути назад уже не будет.
– Не думаю, что я хорошо воспитал детей. Цзяо, возможно, нагрубил этому молодому господину Баю, но это всего лишь шалости, – спустя долгое время произнес господин Тайбу. – На карту поставлены жизни людей, надеюсь, вы не будете использовать эту ситуацию, чтобы отомстить. Если лечение пройдет успешно, я щедро вас вознагражу.
– Шалости? Месть? Если бы не просьба Сяо Бая, я бы сюда не пришел, – фыркнул Фэй Ю. – Никто не захочет награды, вы поймете почему.
– Хорошо, давайте просто назовем это моей ошибкой… – признал господин Тайбу. – Прошу вас, начните поскорее лечение. Нельзя больше ждать.
Сяо Бай разделил перетертые травы по разным флаконам, как просил Фэй Ю.
Бронзовый горшок с узором из облаков был наполнен травяным соком, глиняный сосуд – соком хуангуань.
Юный господин Кунь принес три чашки, которыми пользовались его отец и братья.
– Пациент, пожалуйста, примите лекарство. – Фэй Ю спокойно взял бронзовый сосуд и разлил его содержимое по трем чашкам.
Господин Тайбу злился, но ради спасения своих сыновей ему ничего не оставалось, кроме как залпом выпить горькое лекарство. Вкус снадобья не поддавался описанию, и мужчину чуть не вырвало. В это время Сяо Бай и Кунь также напоили травяным соком Цзяо и Цзина.
– Это первая чашка. – Фэй Ю налил другую. – Продолжайте, не останавливайтесь.
Не успев опомниться, мужчина, зажав нос, выпил вторую чашку. Это снадобье было более горьким, чем предыдущее. Сяо Бай не знал наверняка, был ли это коптис [44] или какое другое растение. Он знал только то, что оно было похоже на женьшень, и, чтобы выдавить из него сок, потребовалось много времени. Вероятно, это был какой-то секретный рецепт Фэй Ю.
Выпив третью чашку, господин Тайбу упал на землю. Ему казалось, что у него перед глазами воссияли звезды, ему стало так плохо, что он не мог издать ни звука.
Он лишь продолжал указывать на Фэй Ю и беззвучно повторял:
– Вы… вы…
Цзяо и Цзин все еще лежали без сознания, поэтому никак не отреагировали на лекарство.
– А сок хуангуань им тоже предстоит выпить? – спросил Сяо Бай.
– Подождем, пока они изменятся. – Фэй Ю неподвижным взглядом смотрел на господина Тайбу и его сыновей.
– Тогда что мне теперь делать? – спросил Кунь.
– Ничего не нужно делать. Когда они примут все лекарства, скорее спрячься в углу и наблюдай. Помни, что бы ни случилось, не вмешивайся. Особенно ты, Сяо Бай.
Как только Фэй Ю договорил, господин Тайбу вскрикнул.
Сяо Бай не удержался и вскочил с места, но, вспомнив слова Фэй Ю, замер.
– Фэй Ю, так и должно быть?
Его друг, наблюдая за мужчиной, покачал головой.
В этот момент откуда-то подул ветер, и все свечи погасли. В темноте распухшие Цзяо и Цзин излучали слабый свет, и вскоре из их тел выползли сотканные из светлых пятен две маленькие белые тени, которые, словно живые, направились в сторону двери.
Кунь от удивления раскрыл рот и повернулся к отцу. Тот теперь молча наблюдал за тенями, но вдруг и он разделился на две части: одна последовала за тенью Цзяо, а вторая – за Цзином.
– Ты следуешь за Цзяо, но помни, – не вмешивайся. – Фэй Ю подтолкнул Куня сзади, и затем обратился к Сяо Баю: – А ты иди за Цзином.
Кунь быстро следовал за тенью брата. В лунном свете прежде нечеткая светлая тень становилась все темнее и темнее, а ее форма становилась все четче, постепенно обретая очертания Цзяо в детстве. Кунь удивился, но не посмел ни на миг отстать от брата и отца. Он пробежал по коридору через дом и попал в зал, где принимали гостей.
Там тени остановились, и тень господина Тайбу привычно уселась на кресло.
– Скоро прибудут гости. Ты как, готов? – Голос господина Тайбу был негромким, но строгим. Юный господин Цзяо стоял перед ним, дрожа, но стараясь выглядеть уверенно.
– Отец, я давно готов.
– Помнишь ли ты про «четверку коней и восемь колокольчиков» [45]? – спросил господин Тайбу у Цзяо, сомневаясь в словах сына.
– Смогу! – И Цзяо начал громко повторять стихотворение, не осмеливаясь даже остановиться и перевести дух. Закончив, он выжидающе посмотрел на отца.
– Не опозорь меня потом, – бросил мужчина и пошел встречать гостей.
Кунь слушал разговор отца с братом. Ему была знакома эта сцена, однако перед отцом стоял его брат, а требования отца к нему были гораздо мягче.
Как только отец отошел к дверям поприветствовать гостей, Кунь вдруг заметил, что брат украдкой рукавом вытер скатившуюся из уголка глаза слезинку.
«Брат…» – Кунь едва сдержался, чтобы не окликнуть его.
Болтая и смеясь, вошли гости. Спустя некоторое время один из них, наслышанный о талантах в искусстве, верховой езде и стрельбе из лука старшего сына господина Тайбу, попросил пригласить его к ним. Господин Тайбу, притворно смутившись, с готовностью согласился и позвал Цзяо. Тот, перестав плакать, последовал указаниям отца: читал стихи, играл на цине, танцевал и стрелял из лука во дворе. Гости наперебой хвалили его, говоря о том, какое светлое и безграничное будущее ждет этого ребенка. Лицо господина Тайбу просияло, а Цзяо продолжал приветствовать гостей, как марионетка.
Кунь наблюдал за этой сценой, и ему нестерпимо хотелось утащить брата подальше от толпы, но он ничего не мог сделать.
После ухода гостей господин Тайбу спросил Цзяо:
– Как думаешь, ты хорошо показал себя?
– Хорошо, – невинно ответил Цзяо.
И вдруг мужчина поднял руку и дал мальчику пощечину!
– Ты – дитя небожителя и запомнил одно слово неправильно! – крикнул мужчина. – И перед такой толпой! Как я вообще смогу показаться перед императором?!
– Отец, мне очень жаль, отец… – Цзяо был так напуган, что упал на колени и несколько раз поклонился в пол.
– Я возлагаю на тебя все надежды, и чем ты мне отплатил? – продолжал господин Тайбу. – Иди в северные покои и подумай о своем поведении, а затем скажешь, что ты намерен с этим делать. Если не надумаешь, не сможешь поесть.
– Да, отец. – Цзяо поспешно встал, поклонился отцу и убежал.
