И еще эти безумные цикады и ошалевшие сверчки со своими скрипочками и свистульками!.. Как от них звенит в голове!..
«Телефон! – со скрежетом зубовным вспомнил Мэр. – Проклятье… В какую же ловушку я сам себя загнал…»
Он представил, как враги развивают псевдобурную деятельность по его розыску и спешно выдвигают кандидатуру на пост председателя комиссии по захоронению его праха… Было ясно, что они не станут затруднять себя поисками трупа, а обойдутся пеплом из сгоревшей машины… Но все это – только для обывателя. Сами они прекрасно знают, что трупа в машине не было… Что ж из этого следует?.. А следует из этого то, что нельзя выбирать нового Мэра, пока не доказана смерть прежнего. А она не доказана, пока не найден труп… Но неужели они не подыщут подходящий труп?! Подыщут… Уж что-что, а это для них не проблема… Хотя они могут добраться и сюда, если кто-нибудь заметил, как он заходил в Гостиницу… Черт побери! Неужели игра проиграна?.. Однако он не доставит им радости лицезреть его труп – Гостиница не столь проста, чтобы здесь можно было легко кого-нибудь отыскать…
Несмотря на это успокаивающее соображение, Мэра охватило отчетливое желание убраться куда-нибудь подальше и поглубже.
Он поднял голову, пытаясь отыскать Большую Медведицу и по ней – Малую с Полярной звездой, чтобы сориентироваться в сторонах света, но не обнаружил ни Большой, ни Малой и, вообще, ни одного знакомого созвездия. Хотя он и не был бог весть каким знатоком звездного неба, но свой джентльменский набор созвездий имел и выработал имидж политика, погруженного в земные проблемы, которому, однако, не чужды и небесные выси. Это нравилось и народу, и интеллигенции…
Но это было чужое небо!..
Осознание сего дикого факта с каждой минутой наблюдения становилось все более отчетливым. И превращалось в озноб, пробегающий то по спине, то по рукам, то по голове. Сначала он не мог понять, в чем тут дело – подумаешь, незнакомые созвездия… И вдруг дошло – на этом небе луна была черная! Чернее неба – ее правильный черный круг четко выделялся на фоне ярких созвездий… Может быть, именно поэтому столь ошеломительно ярки звезды. И в то же время темень – непроглядна. И еще эта треугольность – словно вселенская указательная стрелка над головой…
«Да, в такой тьме им меня не найти, – подумал Мэр, – однако ночь не вечна…» И он решительно двинулся в направлении острия указательной стрелки. Странная все-таки форма – словно звезды нарисованы на треугольном потолке… Ну да! Ведь он же в Гостинице!..
Особых препятствий на пути не попадалось, хотя шел он явно не по асфальтовому тротуару – то ямка окажется под ногой, то куст уцепится за брючину… И все это в полнейшей темноте – ни поверхности земли, ни собственных ног Мэр не видел. Света от звездного великолепия хватало максимум на то, чтобы разглядеть темные силуэты своих ладоней на фоне неба.
Кстати, наблюдая за оным, Мэр установил, что линия горизонта неровно обкромсана на высоте, для лицезрения которой приходилось задирать голову. Видимо, роль горизонта выполняли верхние кромки гипотетической пропасти, откуда он смотрит на небо, отчего оно и кажется треугольным… А неровности кромки?..
«Горы? – догадался Мэр. – Не Кудыкины ли?.. Ну, и занесло же меня! Гостиница называется… Ну, погодите, доберусь я до вас, фантоматчики несчастные!..» – пообещал он невидимым Хозяевам Гостиницы. И вдруг мелькнула мысль, что он больше никогда и ни до кого не доберется… А совсем, казалось бы, недавнее прошлое стало подергиваться дымкой иллюзорности – было ли это?.. А если было, то с ним ли?.. Этот кабинет с видом на совершенно фантастическую Гостиницу, которой не то, что не место в Городе, а и самого места для нее не отыскать при диком дефиците городской земли… Эта молоденькая умница-секретарша, которую он почему-то мысленно раздевал, как будто не мог сделать того же самого не мысленно и в более подходящем, чем кабинет, месте?.. Была ли секретарша-то?..
Нет, но жена-то явно была! Он отлично помнит ее аристократически строгую красоту Первой Дамы Города.
Однако тут же Мэр с испугом обнаружил, что не может вспомнить, какого цвета у нее глаза. Карие?.. Или желтые?.. Да нет же – синие!.. А может быть, серые?.. И вообще, его жена удивительным образом похожа на кинозвезду. Не на какую-то конкретную, а как бы на всех сразу – квинтэссенция кинозвезды. Разве такие в жизни бывают?.. И разве в жизни спускают на машины мэров самосвалы – типичный дурной политический боевик… Как же она теперь там без своего супермена? Жалко женщину. Кажется, он ее любил… Черт знает что! Почему он думает об этом в прошедшем времени?! Такое направление мысли – чистая победа оппозиции. Они победят в тот момент, когда он сдастся, смирится… Нет, они этого не дождутся! Он переждет здесь чуток и явится к ним в самое неподходящее время, когда они перестанут его ждать…
Размышляя, Мэр изучал взором ломаную линию предполагаемых гор – хоть какая-то зацепка за реальность, если оная здесь вообще может существовать. Темень под ногами и звездное безумие над головой создавали полное впечатление космической взвешенности, которая вовсе не была ему по душе. Мэр всегда считал себя сугубо земным человеком и не видел в этом никакой ущербности.
Чем больше он разглядывал эту ломаную, тем больше убеждался в правильности своей догадки – классическая линия гряды горных вершин. И, похоже, он держит направление к самой высокой из них – во всяком случае, острый угол мрака сходился в этом месте с острием треугольного неба, будто оно отбрасывало вниз свою треугольную тень. И еще ему показалось, что в точке, где встречаются два острия, что-то светится. То ли звезды сконцентрировались особенно густо, то ли еще что, но это свечение заинтриговало Мэра – хоть иллюзорная, но все же цель… А как без цели-то? Тоска… Бессмыслица… А цель, любая цель, дарит Путь. Не топтание на месте, не кружение, а Путь. И, в конце концов, Путь создает Цель, даже если вначале она всего лишь привиделась.
А вокруг стрекотало и звенело, слева из темноты слышался шум, напоминающий шум леса, потревоженного ветром. Звезды, как капли дождя по ветровому стеклу, стекали по небосводу… И тут Мэр ощутил, что страшно устал и хочет спать. Он присел на корточки и ощупал землю вокруг. На ощупь она была покрыта плотным слоем сухого лишайника – типа ягеля. Тогда он выщупал относительно ровную ложбинку между кочками, где бы могло разместиться его тело. Снял туфли и аккуратно поставил их рядом. Скинул пиджак и, сложив его изнанкой наружу, пристроил на кочку в качестве подушки. Было тепло, и он не опасался замерзнуть. Лег, с наслаждением вытянулся, поворочался, пристраиваясь, и затих, уставившись в небо.
