Александр всегда помнил слова своей матери, Марии Федоровны, ставшей в одну ночь вдовствующей императрицей: «Поздравляю Вас, сын мой!» В зловещей иронии царь будто увидел всю невозвратность допущенного им страшного спектакля.
Быть может, потому Александр Павлович с таким рвением взялся показывать своим подданным, да и всей Европе тоже, какой он просвещенный и либеральный монарх, достойный преемник великой женщины, которая переписывалась с самим Вольтером! Он создал так называемый Негласный комитет для проведения либеральных реформ. В состав комитета вошли выдающиеся деятели тогдашней России. Это были Н. Н. Новосильцев, П. А. Строганов, А. А. Чарторыйский, В. П. Кочубей. Негласный комитет предоставил право купцам, мещанам и казенным поселянам покупать ненаселенные земли, принял указ о свободных землепашцах. И хотя таких свободных землепашцев на территории империи было всего три процента, все помнили слова государя о том, что «рабство будет отменено еще в мое царствие».
В 1803 году было введено новое положение об устройстве учебных заведений, открыты Харьковский и Казанский университеты, в Петербурге учрежден Педагогический институт.
С 1808 года ближайшим сановником императора стал М. М. Сперанский, которому царь поручил разработать общий проект государственных реформ.
Но особенности характера Александра были таковы, что его правая рука никогда не ведала того, что творит левая. А потому он, с одной стороны, создавал всякие комитеты и комиссии с красивыми названиями, а с другой – стремился не допустить реального осуществления своих же собственных проектов. И от либерального Сперанского царь тихо стал «откочевывать» к старому и верному соратнику своего отца Аракчееву. Тем более что еще в юности престолонаследник и «гатчинский капрал», как называли вслед за Павлом Аракчеева, обменялись рубашками в знак особого доверия. И уже много позже, на смертном одре, Аракчеев завещал похоронить его в рубашке Александра и сам умер, умиленно глядя на портрет обожаемого им монарха.
К тому же Аракчеев куда больше, чем Сперанский и прочие либералы, отражал истинный дух современной ему России. Не зря же рассказывали анекдот о том, что когда один молодой реформатор направлялся в кабинет Сперанского, его остановил Аракчеев и сказал: «Что, идете предлагать очередную красивую реформу господину Сперанскому? А осуществлять-то ее предстоит мне по-старинному! На Руси иначе нельзя». Вот Александр и предпочел иметь дело лучше с верным Аракчеевым, чем с малопредсказуемыми либералами. И следствием этого выбора стала неожиданная отставка Сперанского в 1812 году и высылка его из Петербурга.
Все царствование Александра, во всяком случае, его значительная часть прошла под знаком сплошных наполеоновских войн. Царь резко ушел от политики своего отца, направленной на сближение с Францией, и предпочел Англию. Тем более что именно британский посол в Петербурге активно поддерживал заговорщиков, убивших Павла. Таким образом, Британия превращалась в зловещего кармического союзника Александра. Царь становился участником всех антинаполеоновских коалиций, а значит, вместе с Австрией и Пруссией терпел одно поражение за другим. Самым впечатляющим из таких поражений стал разгром под Аустерлицем в 1805 году. А в 1807 году Наполеон и Александр заключили Тильзитский мир, и Наполеон отозвался об Александре как о выдающемся дипломате. Он сказал о нем: «Да, это настоящий византиец!» Александр, проявляя всю свою тонкость и изворотливость, тем не менее начал впадать в новый страх. Страх того, что Наполеону сколько ни уступай, он все равно этим не удовлетворится, а значит, рано или поздно этот «Робеспьер на коне», как иногда называли Корсиканца монархисты, доскачет и до рубежей России. А тогда либеральные игрушки царя сменятся общим бунтом и упразднением русской монархии вместе с ее феодальными институтами.
И когда в 1812 году «нежданно Бонапартовы войска форсировали Неман», Александр испытал почти те же чувства, что и спустя век с лишним Сталин в июне 1941 года. Он растерялся. Но все же выпустил манифест, где призвал всех русских людей вести себя так, чтобы враг «встретил в лице каждого дворянина князя Пожарского, в лице каждого мещанина Минина, а в лице каждого крестьянина Сусанина». Не убоялся царь и назначить командующим Кутузова, которого он не любил и боялся, как это часто бывает у правителей по отношению к своим выдающимся полководцам. И когда в 1813 году Кутузов умер, оставив свою победоносную армию на границе России и Европы, император понял, что теперь у него на один страх меньше. Ведь славу победителя Наполеона льстивые царедворцы все больше приписывали самодержцу. Не зря потом появится Александрийский столп со словами: «Александру Первому благодарное потомство».
И вот Париж 1814 года. И Парижская опера, где два Александра сливаются у восторженного обывателя в одно понятие! Казалось бы, мечта императора наконец сбылась. Исчез источник постоянного страха в лице «корсиканского выскочки»! И даже знаменитые «сто дней» Наполеона ничего уже не в силах были изменить. Теперь Александр – освободитель Европы, благородный рыцарь без страха и упрека. Без страха ли? Да и без упрека ли тоже?
Идет Венский конгресс 1815 года. Решаются судьбы Европы. И, конечно, главная роль – у «освободителя» ее! Но возникает конфликт с канцлером Австрийской империи Меттернихом. Он носит такие острые формы, что Александр в запале вызывает австрияка на дуэль. Как дворянин дворянина! Вызывает и запальчиво кричит испуганным советчикам: «Дуэль, это решено!» А в итоге не решается на нее, находя для этого разные благовидные предлоги. Игра, одна только игра!
А вот пример другой игры. Император берет в Петербурге извозчика и едет к Зимнему дворцу. Совсем как мелкий столичный служащий. Извозчик не узнает царя и жалуется «барину» на обманы со стороны пассажиров: «Беда, барин! Как куда подъедешь, так бойся подворотен, они (пассажиры) обязательно туда шмыгнут, будь они хоть и генералы! И, вестимо, денежки с собой прихватят, а мне отвечать! Так что ты уж не обессудь, деньги-то дай сразу, а то не ровен час скроешься во дворце царском, вон дверей-то да подворотен здесь сколько!»
Александр платит извозчику в двойном размере, а потом просит того подождать. Вскоре извозчику выносят царскую шубу и еще много денег. И шикарный лакей говорит оторопевшему мужику: «Бери, бери, дурень! Царя ты вез. Он тебе и шубу жалует со своего плеча, и деньги возвращает за всех, кто тебе задолжал».
Но это – эффектные игры. А на деле бывший покровитель либералов снова возобновляет право помещиков ссылать крепостных в Сибирь без суда, отмененное им же в 1809 году. Он создает военные поселения, где свирепствует палочная дисциплина Аракчеева. Он опасается, что созданный им Венский Священный Союз европейских монархов не сможет предотвратить грядущих революций и социальных катаклизмов. А отсюда – подозрительность ко всякому инакомыслию, даже духовному.
