За дверью уже сильно стемнело, хор ночных цикад, усыпляющий и монотонный, перебивался звонким лягушачьим урчанием, доносившимся с болота, вдали в замке на первом и третьем этажах светились окна, казавшиеся удивительно уютными.
— А разве тут нет отдушины? — спросил Арчибальд Хилтон Генри Корбина уже за дверями склепа.
— Есть, но отверстие совсем небольшое, вот оно, — граф указал на квадратное оконце над входом, не более двух дюймов шириной. — Туда и кулак не пролезет. Не понимаю, как они это делают.
Ливси загасил факел в луже, запер дверь на замок и снова уверил графа:
— Не деревенские это, ваше сиятельство, не было их тут, — он, чиркнув огнивом, зажёг фонарь и двинулся по едва видимой в сумерках тропинке.
Хилтон же внимательно осмотрел сувальдный замок, похожий на гирьку, имевший съёмную фасонную дужку и плоский двусторонний вход под ключ. Корпус замка был литой из чугуна. Ригели в замке располагались против пазов на концах дужки. В промежутке между ригелями виднелись прокладки, позволявшие повернуть в замке только такой ключ, который имел соответствующие прорези. Грэхем же подёргал металлические поручни двери, скованные замком, но они были явно установлены намертво.
Граф нисколько не мешал своим гостям изучать дверной замок, но потом, обронив, что им пора, подал руку герцогине. Однако она сказала, что нужно помочь милорду Фредерику, и взяла его, к зависти остальных мужчин, под руку. С другой стороны старика поддержал лорд Генри. Все остальные двинулись за ними, временами размахивая руками и стараясь не поскользнуться.
— А вы расспрашивали деревенских, Корбин? — спросил Монтгомери. — Понятно, что никто не признается, но что они говорят?
— О, эти фантазёры чего только не наговорили, — зло ответил Корбин, с досадой махнув рукой, — и про проклятие нашего рода, и про грехи моих предков, и про наказание свыше, и про дьявола, который жонглирует в склепе гробами своих жертв. Что толку слушать эти пустые россказни? — Корбин был явно раздражён. — Бредни тупых деревенщин.
Этот вечерний вояж, надо сказать, всё же развлёк гостей Блэкмор Холла, к тому же тайна гробов, меняющих своё положение в наглухо запертом склепе, что и говорить, интриговала. Однако версий почти не было, только герцогиня сказала дорогой лорду Генри, что причины подобного могут быть и мистическими.
— Возможно, нечто странное в отношениях ваших родственников и впрямь было, ваше сиятельство.
Корбин отмахнулся.
— Полно, дорогая Хильда, это нелепость. Даже если этих троих связывала незаконная любовь или разделяла самая утробная ненависть, неужели вы полагаете, что сегодня это имеет значение? Никогда не поверю, что мощи могут двигать гробами.
— Есть многое на свете, друг Горацио, что и не снилось нашим мудрецам, — с улыбкой проронила герцогиня. — Я посмотрю в старом книгохранилище, может, найдутся какие-нибудь семейные предания.
— Ищите, ваша светлость, — усмехнулся граф, — но тут я вам не помощник. Выискивать грехи и срам предков — это Библия определяет как хамство. Мне не хотелось бы заслужить такое наименование.
— А не были ли они самоубийцами? — в тоне герцогини было что-то странное, точно она смеялась и трепетала одновременно.
— Не знаю, но с чего бы? В те года, правда, диагнозы ставили во многом от фонаря, — задумчиво проговорил Корбин. — Я читал в уцелевших от пожара летописях, что один из моих предков умер от «угасания», а ещё один, третий граф Блэкмор, найден «угоревшим». Поди, разбери, что это значит, ведь там же было сказано, что Блэкмор Холл никогда не знал пожара, горела только церковь и то — на памяти моего отца. Может, камин? — пожал плечами граф. — Только об одной моей родственнице точно сказано, что она погибла при падении с лошади. Все остальные — то угасают, то угорают, то затухают. Трудно что-то понять.
— Остаётся думать на злоумышленников? Но, согласитесь, «почерк» всё же нечеловеческий, милорд, да и нетронутые замки и отсутствие следов на полу оставляют этому предположению мало шансов на правдоподобие. Дьявольщина это, дорогой лорд Генри. Ведь ваши слуги говорят, что уже на следующий день после уборки в склепе всё было по-прежнему.
— Говорят, — пробурчал лорд Генри, — но я не верю в чудеса, дорогая. Отрицать, что во всем этом что-то дьявольское, я не могу, но сам я никогда с прародителем мирового зла не сталкивался. Однако всё же слышал, — в тоне его сиятельства проступила ирония, — что он совсем не глуп. Зачем же дьяволу шутить со старыми костями? Это же нелепость, ваша светлость.
Граф с герцогиней шли быстрее остальных, Фредерик Монтгомери остановился передохнуть, отставшие же четверо молодых людей, вяло переговариваясь, поравнялись с ним, и милорд пошёл дальше в их компании.
Чарльз Говард сильно сомневался, что в происходящем есть хоть что-то мистическое.
— Вздор это всё, — раздражённо бросил он, злясь главным образом на то, что ему стало дурно в склепе, и, боясь, что леди Хильда могла подумать о нём, как о слабом человеке, — вы сами слышали, есть два ключа, у садовника и лорда Генри.
— Господи, Говард, вы, что, намекаете, что гробы разбрасывает сам хозяин Блэкмор Холла? — Перси Грэхем даже остановился в изумлении.
— Да, нет, с чего бы? Он странноват, но не настолько же, — усмехнулся Говард, — Сьюзен говорит, что он вообще-то умён и расчётлив, действует продуманно и никогда не делает глупостей. А какой расчёт в старых гробах? Я имею в виду, что от замка склепа есть только два ключа — это мы знаем с их слов. А что если у кого-то третий?
— Ну, это не исключено, — согласился Эдвард Марвилл, — но следов-то на полу нет. При этом меня, признаться, во всём этом занимает другое. Почему, скажите на милость, всё это так интересует герцогиню? — сам он вспомнил слова герцогини Бервик, своей любовницы, о странных вкусах леди Хильды.
— У неё глаза горели в этом подвале, как у кошки, — поддержал его Хилтон, — а я редко встречал женщин, интересующихся старыми склепами. Даже прямо скажу — вообще никогда не встречал.
Монтгомери хмыкнул и все обратились к нему.
— Всё дело в деньгах, — высокомерно пояснил милорд Фредерик, — колоссальные деньги порождают колоссальную скуку. Ей нечего желать и не к чему стремиться. Возжелай она птичьего молока или паштета из соловьиных язычков — они тут же будут на столе. У её светлости тысячи платьев и шуб, сотни чистокровных лошадей и десятки замков и поместий. Такие всегда скучают, а те, кто пытаются бороться со скукой, то ударяются в коллекционирование редких змей, то собирают тропические гербарии, то увлекаются всякой чертовщиной. Леди Хильде, видимо, нравится всё, что выходит за пределы повседневности. Это просто помогает ей развеять скуку.
