Когда его водворили обратно в камеру, все держались так, будто ничего и не случилось. Сергей молча сел на свою «скрутку», плоскую, как блин. Календарик куда-то запропастился, но он уже не нуждался в нем — до освобождения оставалось ровно три дня.
Рука все еще болела, но кисть работала нормально, и он мог свободно шевелить пальцами, а это уже было хорошо. А уродливый шрам можно закрыть какой-нибудь татуировкой. «Ага, татуировка… вот только как ты будешь жить с тем, что с тобой здесь сделали?» — едко поинтересовался у него внутренний голос. И Сергей был вынужден признать, что прежней жизни у него уже никогда не будет. Впрочем, он на это и не рассчитывал.
— Эй! — позвал его Вика. Сергей даже не посмотрел в его сторону. Вика подполз ближе и, обдавая его зловонным дыханием, зашептал: — Ты это… не держи зла на нас, Свет…
— Меня зовут Сергей, — механическим голосом произнес мужчина.
Вика с недоумением почесал щетинистый подбородок, на его отекшем лице застыло выражение, мол, Сергей так Сергей, какая разница, все равно от этого ничего не меняется, и продолжил заискивающе:
— Мы ж не знали, что ты на больничку захотел. Подумали — все, кранты тебе, решил перед богом представиться. А мы жрать хотели, не поверишь! У меня только лук был, а…
— Все, проехали, — оборвал его Сергей.
— Обиду не держишь? — на всякий случай уточнил Вика — казалось, он опасался мести с его стороны за содеянное.
— Нет, — сказал Сергей, и это было правдой. Того, на кого он держал обиду, он помнит и будет помнить всегда.
Кряхтя и покашливая, Вика уполз под шконку Зябы — теперь он спал там. Сергей продолжал смотреть прямо перед собой немигающим взглядом. Мыслей не было. Во всяком случае, пока.
В эти оставшиеся дни он так и не увидел Василия Ивановича — тот, по слухам, сразу после Нового года укатил в отпуск. Зэки судачили, что в Доминикану. Сергей знал, где это — по географии у него всегда была твердая пятерка. Воображение рисовало теплое, ласковое море, мягкий песок, непривычно белый, почти как мука… И загорелые стройные девчонки, со смехом барахтающиеся в прозрачных волнах. У него в одной руке сигара, в другой — терпкий коктейль с экзотическими фруктами. И главное — свобода, никаких проклятых «пупкарей» с их визгливым «лицом к стенке!», никаких «скруток», кишащих вшами, никакой вонючей баланды из дырявых «шлемок»…
Последнюю ночь он не спал — вся камера знала о его предстоящем освобождении, и его, злорадствуя, вновь отымели по очереди. На протяжении всей экзекуции Сергей не открывал глаза, он лежал, стиснув зубы, и молился только об одном — терпеть и держать себя в руках.
Утром, задолго до рассвета, он неслышно взял свою «скрутку» и молча встал у двери — едва держащаяся на ногах пародия на человека, больше похожая на тень.
Вскоре был объявлен подъем. Перекличка, завтрак, проверка камер — все по установленному порядку. Сергей, не шелохнувшись, стоял у двери, мысленно считая секунды. Его не вызывали. В голове уже начинали зарождаться нехорошие мысли — а правильно ли он подсчитал срок? А включается ли время пребывания в ШИЗО в его общий срок? Или ему еще пять дней тут торчать?! А может, про него вообще забыли?!
Сергей не замечал, с какой ненавистью смотрит на него Галя.
— Жлоб ты, Света, — вдруг хрипло сказал он, приподнявшись на локтях.
— Я Сергей, — лишенным эмоций голосом проговорил тот.
— Да хоть папа римский, — фыркнул Галя. Вика озадаченно таращился на него, не понимая, что нашло на Галю.
— Скоро на волю, да? — спросил Галя, но Сергей промолчал. Он прислушивался — вдруг сейчас в коридоре раздастся звук шагов «пупкаря», который идет к ним, и прозвучат столь долгожданные и сладостные слова: «Римакин, на выход с вещами».
— У тебя остались конфетки? А, Света? — не унимался Галя.
— Что, крови моей не напился? — не выдержал Сергей, но «опущенный» сделал вид, что не услышал этих слов.
— Я знаю, у тебя были карамельки, — мечтательно закатил глаза Галя, потом снова злобно уставился на Сергея. — Ты думаешь, на воле все по-другому будет? А?
— Отвали.
В коридоре послышались гулкие шаги, и Сергей встрепенулся.
— А я ведь все знаю, Света.
Сергей прислонил ухо к холодной поверхности двери, но, к его безмерному разочарованию, шаги уже затихали. Кто-то из охраны просто прошел мимо их барака, даже не замедлив движение.
— Я в теме, что ты был не при делах. Ну, я про твою «делюгу» с той девкой, — сказал с расстановкой Галя.
Сергей был настолько погружен в собственные мысли, что не сразу смог вникнуть в суть последней фразы. А когда наконец мозг переработал слова «опущенного», он с недоверием посмотрел на Галю:
— Что ты сейчас вякнул?
— Ага, все так и есть. Ты еще нормальным пацаном был, не «зашкваренным», — с идиотской улыбкой продолжал Галя. — А я в другой камере гужевался… Так вот, слышал базар, что один черт с нижегородской зоны хвалился, как одну мокрощелку подкладывал тупым фраерам, и потом их на бабки ставили. Лохам не резон под статью идти, они и башляли. И что вроде таким же макаром ты под замес попал, только расплатиться у тебя нечем было, потому ты чалку по «лохматому сейфу» и надел. А твою фамилию-то я сразу запомнил, у меня память о-го-го! Так-то, Света. Вот ведь, земля и вправду круглая… А если бы не жлобился и угостил меня карамельками, я бы всю правду рассказал, и не валялся бы ты все эти дни у параши…
У Сергея подкосились ноги. Было такое ощущение, что его огрели кувалдой по затылку.
— Почему ты молчал?! — недоумевая, спросил он.
— Кто будет слушать «петуха»? — вступился за Галю Вика. Он пожал тощими плечами и добавил: — Ты бы все равно ниче не выиграл. Ты не держи зла на Галю. Видишь, он не в себе. Только о конфетах и гундит. Пойми одно, Серега, даже если бы правда вскрылась, тебе назад пути нету. Ну, замочил бы ты Галю, тебе лучше стало бы? Только срок бы себе лишний добавил. Из «вафлеров» обратно чистенькими не возвращаются, сам знаешь.
Да, Сергей это знал. Но эмоции хлестали через край, и единственное, чего он хотел сейчас — это растерзать Галю собственными руками. Масла в огонь подлило также осознание того, что «опустили» его тоже не без помощи этого «дырявого» ублюдка. Хочешь карамелек? Ты их получишь, сука.
Бросив свою «скрутку», Сергей метнулся к столу. Он помнил, что Зяба как-то хвастался, показывая ему самодельный стилет, вылепленный из хлеба. Да-да, именно из хлебного мякиша, смешанного с сахаром (чтобы при высыхании изделие не потрескалось). «Пускай одноразовый, но до сердца дойдет», — уверял зэк, с гордостью демонстрируя Сергею свою поделку.
Стилет был там, под столом, приклеенный в двух местах хлебом.
— Света, ты что, сбрендил? — с ошалевшим видом воскликнул Зяба, но Сергей уже несся обратно к Гале. Тот лежал на полу все с тем же идиотским выражением лица.
— Замочу!.. — выдохнул с яростью Сергей, склонившись над зэком.
* * *
Около одиннадцати утра «Форд» адвоката остановился возле здания городской полиции. Прихватив с собой кожаную папку, Андрей направился к массивным дверям.
В кабинете у полковника было так накурено, что у Белова заслезились глаза. Он вдруг снова подумал о пепельнице, которую так и не нашел. Увидев, что адвокату некомфортно, Дымков, громадный мужчина с багровым лицом, быстро затушил сигарету и открыл форточки. Находившиеся в помещении сотрудники разом замолчали, увидев Белова.
— Иван Семенович, хотелось бы в общих чертах узнать суть дела, — сказал Андрей, усаживаясь в кресло. Полковник плюхнулся на стул, который жалобно заскрипел под его весом, и стал крутить в руках линейку.
— Его взяли совершенно случайно. Вчера на улице Мира, прямо на перекрестке болтался, в костюме Деда Мороза. Кидался под машины, орал что-то, ну, один из водителей взял да и позвонил по «02». Мужчину доставили в отдел, на одежде кровь обнаружили, в мешке для игрушек — вот такой огроменный тесак, — полковник раздвинул в сторону руки, показывая размер клинка. — Во время разговора нес какую-то ахинею про конец света и тому подобное. Пробили его по всем базам, поехали к нему домой. Он живет в частном доме, у него там небольшая кроличья ферма. И там уже начался полнейший п…ц.
— Конкретнее? — спокойно уточнил адвокат.
— В сарае нашли мертвую девочку, помнишь, с твоей дочерью в школе училась? Этот Власов, тварь, подвесил ее к потолку. У нее была отрублена левая ступня, а вместо нее приклеен какой-то плюшевый комок, я сначала даже не понял, и только потом стало ясно, что это. У него весь дом в игрушечных зайцах! И на чердаке, и в сарае, и даже в ванной. Понимаешь? Он приклеил ребенку лапу от плюшевого зайца! А ступню, значит, приклеил зайцу! Тот у него на кровати сидел.
— Этот Власов ведь сам хромает? — заметил Белов.
— Да, у него нет левой ноги, передвигается с протезом. Вроде родился таким, его медкарту должны вот-вот подвезти, — ответил Дымков. — Во время обыска в холодильнике нашли две детские ноги, обе левые. А в подвале обнаружили еще двоих детей, и тоже с лапками вместо ног. Крепко, сука, приклеил.
