– Удивительно. Как же вы ее нашли?
– Это не моя заслуга. Я рассказал о вашем интересе к Донелли человеку, который составляет каталог фотокопий. Совершенно случайно накануне он наткнулся на имя Донелли.
– Итак, вы полагаете, что есть еще упоминания имени Донелли в рукописях Босвелла?
– Возможно. Если мы найдем что-нибудь еще о Донелли, мы обязательно дадим вам знать.
Я провел весь день в читальном зале Британского музея, но не обнаружил ничего, достойного интереса. Вернувшись на Кенсингтон-сквер, где мы остановились у Джереми Уортингтона, одного из менеджеров фирмы «Джон Джемисон виски», я обсудил результаты дневных трудов с Дианой и Сью Уортингтон. Мы сошлись во мнении, что Джонсон не любил Донелли, и это указывает на то, что ему хорошо была известна подмоченная репутация Эсмонда как распутника. Но почему Джонсон так взорвался при одном только упоминании имени Донелли? Босвелл также слыл распутником, впрочем, как и Уилкис, с которым у Джонсона были нормальные отношения. Почему он так выделял именно Донелли? Что он имел в виду, когда презрительно бросил: «… он способен и на худшее»?
Сью считала, что Джонсона просто вывела из себя наивная доверчивость Голдсмита. Я был склонен с ней согласиться. Затем Сью сказала:
– Ты должен поговорить с Джереми о Босвелле. Он знаком с человеком, который нашел неизвестные рукописи Босвелла.
Это было интересное известие. Я провел большую часть дня, читая дневники Босвелла и знакомясь с историей их обнаружения, что было довольно увлекательным занятием. Вот вкратце то, что мне стало известно. Босвелл умер в 1795 году, когда ему было уже за пятьдесят, вероятно, из-за цирроза печени. Трое друзей Босвелла стали душеприказчиками его литературного наследия – преподобный Уильям Темпл, сэр Уильям Форбс и Эдмунд Малоун. Босвелл завещал им ознакомиться с его личным архивом рукописей и подготовить к печати то, что они сочтут интересным и поучительным. Они добросовестно прочли все оставшиеся после него дневники, письма и другие рукописи, но, вероятно, сочли, что все это или слишком скучно, или слишком скандально, чтобы стать достоянием широкой публики. После того, как Маколей выступил с разоблачительным, просто убийственным эссе о Босвелле (1843), литературное наследие последнего было упрятано так далеко, что в конце концов о нем совершенно забыли. Воспитанные в викторианском духе, члены его семейства изредка заглядывали в его рукописные материалы, но были так шокированы аморализмом своего предка, что посчитали за лучшее распустить слухи об утере дневников Босвелла. Можно себе представить, какое воздействие на них оказал, например, следующий пассаж из его дневника (запись от 25 ноября 1762 года):
Я подцепил девушку на Стрэнде, зашел в подворотню, чтобы позабавиться с ней, Но она оказалась девственницей. Я с ней слегка пофлиртовал. Она удивилась размеру моего полового органа и сказала, что если бы я вздумал лишить невинности какую-нибудь девицу, то она, должно быть, визжала бы от боли. Я дал ей шиллинг и ушел, не тронув ее.
В середине 80-х годов XIX века Бирбек Хилл, редактор «Жизни Джонсона», написанной Босвел-лом, буквально был вышвырнут из дома, когда нанес визит в Очинлек – родовое поместье Босвеллов – и попросил разрешения у тогдашних владельцев посмотреть дневники их предка.
В 1905 году скончался последний член рода Босвеллов, и поместье перешло к лорду Тэлботу из Малахида, близ Дублина, включая и книжный шкаф из черного дерева, содержащий бумаги, о которых упоминал в своем завещании Босвелл. Американский профессор Чонси Тинкер опубликовал в ирландских газетах объявление о поисках материалов, касающихся Босвелла. Он получил анонимное письмо, в котором неизвестный автор советовал ему попытаться найти эти материалы в замке Малахид. Письменный запрос, посланный профессором в Малахид, остался без ответа, поэтому Тинкер решил поехать туда сам. На этот раз ему повезло. Лорд Тэлбот позволил ему познакомиться с небольшой частью литературного наследия Босвелла. Позже американскому подполковнику Ральфу Ишему, прослышавшему об этих рукописях, удалось выкупить их у лорда Тэлбота в 1927 году. Профессор Джефри Скотт и подключившийся позже профессор Фредерик Потл принялись готовить эту огромную гору рукописей – свыше миллиона слов – к печати. И с тех пор стали открывать все новые рукописи Босвелла. Ящик для крокета в замке Малахид содержал, как потом выяснилось, письма Босвелла и рукопись его произведения «Путешествие в Хебридссдоктором Джонсоном». В 1930 году профессор Эббот из Абердина просматривал бумаги сэра Уильяма Форбса – одного из душеприказчиков Босвелла – и обнаружил еще кипу писем и рукописей последнего. Форбс, вероятно, взял некоторые из этих бумаг, чтобы изучить их в соответствии с волей Босвелла, и потом забыл вернуть их в Очинлек. И даже в 1940 году были найдены рукописи Босвелла в старом коровнике возле имения Малахид, включая и черновик «Жизни Джонсона», страницу из которого я недавно видел в Британском музее. Никто теперь уже не сможет объяснить, каким образом бумаги Босвелла попали в коровник.
Очевидно, рукописи Босвелла разошлись по всему миру. Самую первую обнаружил в 1950 году майор Стоун в Болонье. Он купил какую-то вещь у бакалейщика и увидел, что покупка завернута в письмо, подписанное Джеймсом Босвеллом. И Стоуну совершенно случайно удалось купить целую пачку писем, написанных Босвеллом к преподобному Уильяму Темплу – священнику, которому он исповедывался в самых тайных пороках, – и тот позже опубликовал их, убрав самые одиозные места. Эти письма были привезены в Болонью дочерью Темпла, муж которой – священнослужитель – переехал сюда в 1925 году. Когда они умерли, их архив был распродан на аукционе, а часть его попала в руки мелких торговцев, как оберточная бумага. Таким образом эти письма оказались у бакалейщика.
Прослеживая сложную историю рукописей Босвелла, я понял, какие трудности ожидают меня в поисках литературного наследия Эсмонда Донелли. Ясно, тут недостаточно будет только усердия и трудолюбия, а необходимо еще чуточку удачи. Странно, но я подсознательно почему-то верил в успех своего начинания, возможно, эта уверенность исходила из моего искреннего интереса к Донелли и из зарождающейся во мне увлеченности литературой того периода, когда он жил. До этого меня всегда разочаровывали писатели восемнадцатого века, исключая, пожалуй, Гете и Блейка.
Из сказанного мне Сью Уортингтон я сделал вывод, что Джереми был знаком с членом семьи Тэлботов, или, возможно, с кем-то другим, кому удалось найти бумаги Донелли в своем коровнике. Как только Джереми пришел домой, я прямо задал ему вопрос:
