Ознакомительная версия.
Но злость была огромной. Бурлила.
— Снимайте простыню! — почти крикнула я прокурорским. — Чего ждёте?
Кто-то из них так и сделал. Я шагнула поближе к столу, прищурилась, чтобы остановить пляшущую в глазах картинку мира и всмотрелась в мёртвого человека. Лицо его показалось знакомым. В следующую секунду я вспомнила, где видела его. В автомобиле кооператора Куркина. За рулём.
— Это он? — раздавался над ухом голос. — Вы узнаёте его?
Ну ладно. Кажется, что-то начинает проясняться. Самую малость.
И к чему всё это приведёт?
Нарушать последовательность не стоит. Не по-писательски это.
— Да, — выдохнула. — Узнаю. Это второй. Совершенно определённо.
— Всего хорошего, Света, — открывая нам с дедушкой дверь (старик прибыл-таки), негромко, но чётко и шершаво-многозначительно выдал председатель Елизаров. — Игру ты затеяла опасную, но, возможно, не бесполезную. Только смотри, не обожгись!
— Поэтому вы меня использовать решили? — остановилась я. — Для своих делишек?
— Ну, раз ты так самозабвенно заигралась… А впрочем, ты ничего не понимаешь, девочка! — укоризненно покачал он головой. — Так надо. В сложившихся обстоятельствах… Я порядок здесь навести пытаюсь. А люди сейчас другие, поменялись они. Люди власть перестают признавать. Сами себя властью считают. А ты знаешь, какая может быть власть, кроме народной, советской?
— Не знаю и знать не хочу! — огрызнулась я, но продолжала его слушать и выскользнуть за пределы отделения не пыталась.
Успевший выбраться наружу дед, заметив, что мы разговариваем, встал в сторонке и из деликатности ждал окончания беседы.
— Бандитская! Понятно тебе?
— А бывает советская власть, которая творится бандитскими методами? — бросила я ему в лицо.
Председатель вроде как смутился.
— Я вынужден, — выдохнул, словно оправдываясь. — По-другому нельзя. Они себе всех подчиняют — милицию, исполкомы. Я в прокуратуре даже не уверен… Извини, если причинил тебе боль.
И вот этой казённой фразой ты хочешь покорить моё сердце, папочка? Рассчитываешь на мою симпатию?
Надеюсь, я не произнесла это вслух.
— Ты сама начала это, — видимо, он завершал душеспасительную проповедь. — Сама подставилась. Я пользуюсь тем, что есть. Потому что в противном случае будет хуже.
— Всё ясно с тобой, председатель! — выдохнула я на него всё клокотавшее в груди презрение, повернулась и зашагала вниз по ступенькам.
— Я тебе не отец! — припечатал он меня в спину торопливой присказкой. — Это было бы слишком фантастично. Не пытайся меня полюбить. Никого не пытайся.
Я лишь прибавила шаг.
— Погодь, Свет! Не беги! Чего Елизаров-то нёс, а? Чего хотел?
Дед ковылял позади, пыхтя и потея.
Разозлённая, словно фурия, я неслась по улицам села и исторгала в эфир клокочущее недовольство. Чем? Да жизнью самой. Человеческими особями, к которым попала в подлый плен и вынуждена вертеться ужом для заполнения пробоин в целостности собственной конструкции.
Я почти ненавидела себя. И это при том, что чётко отдавала отчёт в необходимости всего сказанного и сделанного. Так надо, раздерите меня громы небесные, так надо!
— Я жалобу напишу в прокуратуру, — доносился до меня скрипучий голос деда. — В областную, не районную. Совсем девчонку затерзали. Разве можно так с ребёнком? Разве позволяет это уголовный кодекс? Изверги…
— Аида Ведищева, — сквозь сжатые зубы процедила я. — Названия нет. Просто «Аида Ведищева». Ленинградский завод грампластинок.
— А если понадобится — то и в ЦК КПСС! — продолжал утешать меня Никита Владимирович. — Я покажу им Кузькину мать. Они оставят у меня девчонку в покое.
— Первая сторона. «Твоя вина». Да, Светик-семицветик, так и называется песня. Соответствует ситуации, не находишь? Ладно, проехали, без самоедства. Вторая — «Вечный странник», дальше «Я верю», «Когда любовь жила», «Море, ты и я», «Будешь ты». Шесть штук.
— Свет, а что ещё спрашивали? — дед отставал всё дальше. — В город вести не собираются?
— Вторая сторона. «Ты приносишь мне рассвет», «Моя мечта», «Я так тебя люблю», «Моё счастье море унесло», «Вчера всё казалось прекрасным», «Корабль воспоминаний». Тоже шесть.
У колонки я остановилась. Пока дед нагнал, успела напиться. Вода вкусная, с привкусом земли. Иногда и песочек на зубах хрустит. Люблю такую.
— По просьбам трудящихся, — заявила старику, — исполняется мексиканская народная песня «Корабль воспоминаний». Русский текст С. Каминского. Ты ви-и-идишь догорают листья-а, — запела, — ветер их уно-о-осит, наве-э-эрно наступает любви нашей о-осень, последней ка-а-аплей холодной в окно звеня-а-а-а…И всё-о-о же в душе моей сегодня так светло и чисто-о-о, обиды все мои словно жё-о-олтые листья-а-а сгорели в пламени тихого огня-а-а…
Дед утёр рукавом пиджака выступившую в правом глазу слезу и произнёс:
— Не создана ты для нашей жизни. В столице жить тебе надо.
И вот на такую кристальную человеческую наивность я уже не могла не разразиться переливчатым хохотом. Дед, ты лучший!
«— Вы Мария Бальтазар? — приблизился вплотную к девушке человек в плаще.
— Да, — испуганно, потому что исходившая от незнакомца решительность не могла не пугать, ответила она. — Что вам угодно?
Человек, из-под широкополой шляпы которого выглядывала лишь чёрная борода с крапинками проседи и решительно невозможно было разглядеть глаза, расстегнул плащ и элегантным движением руки изъял револьвер. В следующую секунду его дуло уже пронзало лицо девушки немым, но угрожающим вопросом.
— Ты воплощённое зло! — глухим, надтреснутым, но необычайно эмоциональным голосом произнёс человек. — Ты сеятельница смерти! Ты должна быть уничтожена!
В следующую секунду раздался выстрел.
Непроизвольно Мария зажмурилась и замерла.
Ничего. Она ничего не чувствовала.
«Как хорошо, что смерть пришла ко мне без боли», — промелькнула мысль.
Однако уличные шумы не исчезли. К ним присоединился ещё один, чрезвычайно выразительный — звук падающего на землю тела. Мария разомкнула очи и увидела, что человек в чёрном плаще недвижимо лежит у её ног.
— Вы видели это, парни! — донёсся громыхающее-восторженный возглас.
Он исходил от мужчины с седой бородой и винчестером в руках, что приближался к ней вдоль по улице, двигаясь как раз мимо скобяной лавки «Всё от Пинкмана». Его сопровождали два более молодых спутника. Мария узнала в нём шерифа Гарри МакКиннена, имевшего славу решительного и беспощадного борца с преступностью.
Ознакомительная версия.
