Не обращая внимания на Райена, в показном смирении сложившего руки под подбородком и не сводящего с нее тяжелого взгляда, Роуан откашлялась и без всякого выражения произнесла:
– Вы совершенно напрасно меня недооцениваете. В отличие от вас я в этом смысле не ошибаюсь и понимаю, с кем имею дело. Я всего лишь хочу знать истинное положение вещей и не намерена оставаться пассивным наблюдателем.
Никто не ответил. Пирс бесшумно отпил пару глотков кофе.
– Но мы всего лишь говорим о том, что даже малой толики дохода от реинвестирования части дохода от реинвестирования… ну и так далее… – Голос Райена звучал ровно. – Вы понимаете, что я имею в виду? То, что при этом ни в коей мере не затрагивается основной капитал. Так вот, даже этого достаточно, чтобы жить в поистине королевской роскоши…
– Повторяю, я не могу оставаться в бездействии и не желаю пребывать в неведении. Это не в моем характере.
– Что конкретно вы хотите знать? – после непродолжительного молчания примирительным тоном спросил Райен.
– Все, до мельчайших деталей. Иными словами, внутреннее строение системы. Я хочу разложить ее перед собой на анатомическом столе и тщательно исследовать весь организм в целом.
Райен и Рэндалл обменялись быстрыми взглядами.
– Вполне резонное желание, – опять заговорил Райен. – Однако боюсь, что это не так просто, как вам, возможно, представляется…
– И тем не менее все имеет свое начало, и где-то в перспективе у всего есть точка завершения…
– Да, несомненно… И все же… Мне кажется, что вы, если позволите так выразиться, не совсем правильно оцениваете…
– Один конкретный вопрос, – перебила его Роуан. – Сколько вы тратите на медицину? Какие медицинские учреждения входят в сферу ваших интересов?
Все потрясенно молчали. Это было уже открытым объявлением войны. Во всяком случае, во взгляде Энн-Мэри, который она обратила сначала на Лорен, а затем на Рэндалла, явственно читалась такая мысль. Впервые с момента своего приезда в Новый Орлеан Роуан пришлось столкнуться с неприкрытой враждебностью по отношению к себе. Лорен медленно повернулась к Райену, которому пришлось вновь взять на себя роль миротворца.
– Наши благотворительные проекты до сих пор не затрагивали сферу медицинских услуг как таковых, – начал он. – Существует так называемый Фонд Мэйфейров, который в основном поддерживает людей, работающих в области искусства и образования, в частности создателей телевизионных образовательных программ. Кроме того, мы учредили специальные фонды для финансирования научных разработок в нескольких университетах, и, конечно же, значительные суммы тратятся на разного рода благотворительные мероприятия. Они, как правило, выделяются из других источников, не входящих в основной фонд, однако за всеми расходами осуществляется строгий контроль, хотя…
– Я знаю, как работают такие фонды. – Роуан говорила негромко, но жестко. – Но речь идет о миллиардах и о крупных клиниках, лабораториях и других учреждениях, способных приносить прибыль. Меня интересует не благотворительность, а сфера вложения капитала, которая может приносить пользу огромному числу людей.
Внутреннее возбуждение нарастало, и Роуан вдруг почувствовала себя примерно также, как в тот день, когда впервые вошла в операционную и взяла в руки хирургические инструменты.
– У нас никогда не было намерения внедряться в область медицины, – сказал Райен таким тоном, словно намеревался поставить итоговую точку в их разговоре. – Этот вопрос потребует очень серьезной и тщательной проработки, а главное – полной реструктуризации… И в конце концов, Роуан, вы же отлично понимаете, что наша, если позволите, сеть инвестиций создавалась в течение более чем столетия. Состояние, подобное нашему, не пострадает, даже если рухнет мировой рынок серебра или Саудовская Аравия вдруг зальет весь мир бесплатной нефтью. И мы с вами обсуждаем сейчас совершенно уникальное финансовое образование, доказавшее свою абсолютную жизнеспособность и прибыльность в ходе двух мировых войн и неисчислимого множества локальных катастроф и конфликтов…
– Все это я прекрасно сознаю, – ответила Роуан. – Но мне нужна полная информация. Мы можем начать с чего вам будет угодно. Возможно, мне придется многому учиться, но это меня совершенно не пугает. Кроме того, мне необходимы статистические данные, поскольку именно они лучше всего отражают реальное положение дел…
И вновь ответом ей была тишина.
– Хотите совет? – прервал затянувшееся молчание Рэндалл. – Ведь именно за это вы нам и платите.
– С удовольствием его выслушаю, – откликнулась Роуан, широко разводя руками.
– Возвращайтесь к своей нейрохирургии. Используйте прибыль от капитала на все, на что сочтете нужным, и в таком объеме, в каком сочтете нужным. Но только не пытайтесь понять, откуда и каким образом приходят эти деньги. В противном случае вы перестанете быть врачом и превратитесь в такую же, как и мы, канцелярскую крысу. Вся ваша жизнь будет проходить в офисах и на биржах, вам придется встречаться и вести бесконечные разговоры с консультантами по инвестициям, биржевыми брокерами, финансистами, бухгалтерами, юристами, и прочими, и прочими, и прочими… Но ведь это наша работа. Мы за нее получаем деньги, так доверьте ее нам и в будущем.
Роуан пристально смотрела на него изучающим взглядом. Нет, этот человек не лжет. Он не вызывал у нее ничего, кроме симпатии. Впрочем, никто из них не был лжецом, а уж тем более вором. Их знания и опыт, умение вести дела позволяли получать такие доходы, какие не снились ни одному из тех, кто нечист на руку и тем зарабатывает себе на жизнь.
Однако все они юристы, а у юристов собственное представление о том, что есть правда, а что ложь, и эти понятия у них весьма растяжимы.
У них есть этика, но этика особая. Они консерваторы до мозга костей, а человек консервативно настроенный никогда не станет хорошим хирургом.
Они просто не способны мыслить с точки зрения вселенского добра, не способны подумать о спасении тысяч и тысяч человеческих жизней. Им даже не представить, что было бы, имей они возможность вернуть эти деньги, это баснословное состояние, повивальной бабке из шотландской деревни или голландскому доктору.
Роуан отвернулась к окну, ожидая, когда немного спадет ее внутреннее напряжение и краска возбуждения сойдет с разгоряченного лица. Спасение души… Вот о чем она думала в эти минуты. И не важно, что они не понимают, в чем состоит ее цель. Важно, что это понимает она. А еще важнее, чтобы эти люди согласились на ее условия и, после того как управление наследием перейдет под ее контроль, не чувствовали себя обиженными или униженными. Они тоже нуждаются в спасении.
