Пожалуй, для немощного старика я чертовски неплохо справился, подумал Ральф, но думаю, что теперь мне пора хорошенько вздремнуть.
Потом он рухнул на землю со страшным смертельным треском и покатился; треснул череп, сломался хребет, острые осколки ребер проткнули легкие при разрыве грудной клетки, печень превратилась в желе, кишки разорвались.
И нигде не было больно.
Ни капельки.
22
Лоис никогда не могла забыть ни звук страшного удара, с которым Ральф вернулся на Харрис-авеню, ни кровавые брызги, которые он оставлял за собой, катясь по инерции дальше. Она хотела закричать, но не посмела; какой-то глубокий преданный голос сказал ей, что если она сделает это, то смесь шока, ужаса и летней жары свалит ее без сознания на тротуар, а когда она очнется, Ральф уже будет очень далеко.
Вместо того чтобы закричать, она побежала; на бегу она потеряла одну туфлю и краем глаза заметила, что Пит Салливан вылезает из «форда», остановившегося почти точно на том самом месте, где затормозила машина Джо Уайзера — тоже «форд», — когда Джо несколько лет назад сшиб Розали № 1. Еще она краем уха услышала, как Пит кричит.
Она подбежала к Ральфу и упала рядом с ним на колени, видя, что зеленый «форд» каким-то образом изменил его форму и что тело под знакомыми рабочими брюками и забрызганной краской рубахой основательно отличается от того тела, к которому она прижималась меньше минуты назад. Но глаза его были открыты и смотрели ясно и осмысленно.
— Ральф?
— Да. — Голос его оставался звучным и чистым, в нем не слышалось ни боли, ни смятения. — Да, Лоис, я слышу тебя.
Она хотела было просунуть под него руки, но заколебалась, подумав о том, как можно передвигать людей, которые здорово ранены, чтобы не сделать им еще хуже, а то и просто убить. Потом она снова взглянула на него, на кровь, вытекающую из обоих уголков его рта, и на то, как верхняя часть его тела, казалось, была отсоединена от нижней, и решила, что сделать ему хуже, чем уже сделано, невозможно. Она обняла его, придвинувшись ближе, придвинувшись к запахам беды: запаху крови и кисло-сладкому аромату адреналина в его дыхании.
— Ты сделал это на сей раз, да? — спросила Лоис. Она поцеловала его щеку, его вымокшие в крови брови, его окровавленный лоб, где кожа лохмотьями свисала с черепа. Она начала плакать. — Посмотри на себя! Рубаха порвана, штаны разорваны… Думаешь, одежда растет на деревьях?
— С ним все в порядке? — спросила Элен за ее спиной. Лоис не обернулась, но увидела тени на мостовой: Элен, обнимающая одной рукой плачущую дочурку за плечи, и Рози, стоящая возле правой ноги Элен. — Он спас жизнь Нат, а я даже не видела, откуда он появился. Пожалуйста, Лоис, скажи, что с ним все в поря…
Потом тени удлинились, когда Элен перешла на то место, откуда могла как следует разглядеть Ральфа; она прижала личико Натали к своей блузке и начала подвывать.
Лоис наклонилась ближе к Ральфу и погладила его щеки, желая сказать, что она хотела пойти с ним — да, хотела, но в самый последний момент он оторвался от нее слишком быстро. В последний момент он оставил ее позади.
— Люблю тебя, родная, — сказал Ральф. Он поднял руку и повторил ее жест. Он попытался было поднять и левую руку, но она лишь дернулась и осталась лежать на мостовой.
Лоис взяла его ладонь и поцеловала ее.
— Я тоже люблю тебя, Ральф. Всегда любила… так сильно.
— Я должен был это сделать. Ты понимаешь?
— Да. — Она не знала, понимает ли, не знала, поймет ли когда-нибудь… Но знала, что он умирает. — Да, я понимаю.
Он с хрипом выдохнул — снова к ней поднялся этот сладкий адреналиновый запах — и улыбнулся.
— Миссис Чэсс? Я хотел сказать, миссис Робертс? — проговорил, задыхаясь, Пит. — Мистер Робертс в порядке? Пожалуйста, скажите, что я не ранил его!
— Постой в сторонке, Пит, — сказала она, не оборачиваясь. — С Ральфом все нормально. Он только слегка порвал штаны и рубашку… Ведь правда, Ральф?
— Да, — сказал он, — еще бы. Тебе придется лишь отстегать меня за то…
Он запнулся и посмотрел налево. Там никого не было, но Ральф улыбнулся.
— Лахесис! — сказал он.
Он вытянул свою дрожащую окровавленную правую руку, и на глазах Лоис, Элен и Пита Салливаиа она дважды поднялась и дважды опустилась в пустом пространстве. Глаза Ральфа снова скосились, на этот раз направо. Медленно, очень медленно он двинул рукой в этом направлении. Когда он снова заговорил, голос его начал угасать:
— Привет, Клото. Теперь я помню: это… не… больно. Верно?
Ральф, казалось, прислушался, а потом улыбнулся.
— Ага, — прошептал он, — берите ее; теперь не важно.
Его рука снова поднялась и опустилась в воздухе, а потом упала ему на грудь. Его тускнеющие голубые глаза взглянули на Лоис.
— Послушай, — выговорил он с огромным усилием, но глаза сто сияли и не давали ее взгляду оторваться от них. — Каждый день просыпаться рядом с тобой было все равно как просыпаться молодым и видеть… все по-новому. — Он попытался снова дотронуться рукой до ее щеки и не смог. — Каждый день, Лоис.
— Для меня это было так же, Ральф, — как просыпаться молодой.
— Лоис?
— Что?
— То тиканье, — произнес он, глотнул, а потом произнес снова, выговаривая слова с огромным усилием: — То тиканье.
— Какое тиканье?
— Не важно, оно остановилось, — сказал он и чудесно улыбнулся.
Потом остановился и Ральф.
23
Клото и Лахесис стояли и смотрели, как Лоис плачет над мертвым человеком, лежавшим на мостовой. В одной руке Клото держал свои ножницы; он поднес другую руку на уровень своих глаз и удивленно уставился на нее.
Она поблескивала и мерцала аурой Ральфа.
Клото: [Он здесь… здесь, внутри… как замечательно!]
Лахесис поднял правую руку. Как и левая рука Клото, она выглядела так, словно кто-то натянул голубую рукавицу на окружавшую ее обычную зеленовато-золотую ауру.
Лахесис: [Да. Он был замечательным человеком.]
Клото: [Отдадим его ей?]
Лахесис: [А мы сможем?]
Клото: [Есть только один способ выяснить.]
Они подошли к Лоис. Каждый положил ладонь, которую пожимал Ральф, на лицо Лоис.
24
— Мамочка! — закричала Натали Дипно. От волнения к ней вернулись ее детские словечки. — Кто те маненькие человечки? Зачем они трогают Вуллис?
— Ш-ш-ш, родная, — сказала Элен и снова прижала головку Нат к своей груди. Не было никаких человечков, ни маленьких, ни других, рядом с Лоис Робертс; она стояла на коленях посреди мостовой совсем одна, рядом с человеком, который спас жизнь ее дочери.
