41
Томминокеры стояли у границы поляны, глядя на Дика. Каждую минуту подходили новые. Они подходили — затем сразу же застывали, как простые компьютерные аппараты, чьи немногие программные операции были уже выполнены.
Они стояли и глядели на перекошенную поверхность корабля… на Дика… снова на корабль… опять на Дика. Они были как толпа лунатиков на теннисном матче. Дик мог чувствовать других, которые вернулись в деревню восстанавливать защиту границы, также просто ждавших… глядеть сквозь глаза тех, кто стоял сейчас рядом.
За ними, приближаясь, набирая силу, шел огонь. Прогалина уже заполнилась струйками дыма. Некоторые закашляли, но ни один не сдвинулся с места.
Дик глядел на них, удивленный — что, собственно, они от него ожидали? Затем он понял. Он был последним из людей из сарая. Остальные сгинули, и прямо или косвенно это была вина Гарденера. Это было необъяснимо, и более чем просто страшно. Дик понемногу все более и более убеждался, что ничего похожего не случалось на протяжении всего долгого, долгого существования Томминокеров.
Они глядят на меня, потому что я последний, я должен сказать им, что делать дальше.
Но не было ничего, что они могли бы сделать. Была гонка, и Гарденер должен был проиграть ее, но как-то не проиграл, и теперь им ничего не оставалось, как ждать. Смотреть, и ждать, и надеяться, что корабль убьет его как-нибудь, прежде чем он сможет сделать что-нибудь. Прежде чем…
Огромная рука вдруг проникла в голову Дика Эллисона и сжала его мозги. Его руки подлетели к вискам, пальцы вывернулись в гальванические паучьи формы. Он попытался кричать, но не смог. Под ним, на прогалине, он мог видеть людей, падающих на колени рядами, как пилигримы, ставшие свидетелями чуда или божественного явления.
Корабль начал дрожать — воздух наполнился тонким, инфразвуковым гудением.
Дик и это успел уловить… но в тот момент, когда его глаза выплеснулись из головы как сгустки полу замерзшего, заплесневевшего желе, он уже ничего не понимал. В тот момент — или навсегда.
Маленькая помощь. Господи, по рукам?
Он сидел в центре наклонной пятиугольной комнаты, его скрюченная, сломанная нога торчала прямо перед ним (смятая, это слово не уходило, его нога была смята), около того места, где главный толстый кабель выходил из-под прокладки на полу.
Маленькая поддержка парню. Я знаю, я не очень-то достоин, застрелил жену, доброе гребанное дело, застрелил лучшего друга, другое доброе гребанное дело. Новое и Улучшенное Доброе Гребанное Дело, ты можешь сказать. Господи, но мне нужна помощь прямо сейчас.
Это не было преувеличением. Ему нужна была не только мелкая помощь. Толстый кабель разветвлялся на восемь тонких, каждый оканчивался не ушной вилкой, а набором наушничков. Если сидение на складе у Бобби было похоже на игру в русскую рулетку, то это было похоже на то, что он засунул голову в ствол пушки и попросил кого-нибудь дернуть за шнур.
Но это нужно было сделать.
Он взял один из наборов наушничков, отметив снова, что их центры немного вогнутые, и взглянул на клубок коричневых, сухих тел в дальнем углу комнаты.
Томминокеры? Детское дурацкое имя или нет, оно было для них слишком хорошо. Троглодиты из космоса, вот кто они были. Длинные когти управляли машинами, которые они создали, но никогда не пытались понять. Пальцы ног как шпоры бойцовых петухов. Они выглядели как злокачественные опухоли, которые нужно быстро вырезать.
Пожалуйста, Господи, надоумь меня.
Мог ли он прихлопнуть их всех? Это был вопрос на 64.000 долларов, не так ли? Если «превращение» было закрытой системой — что-то из шкуры корабля просто выделялось в атмосферу — ответ, скорее всего, был отрицательным. Но Гарденер думал — или, может быть, надеялся, — что это было нечто большее, открытая система, откуда корабль питал людей чем-то, заставляя их «превращаться», и люди также питали корабль чем-то… чем? Снова, пожалуйста. Можно здесь употребить слово «воскрешение»? Извините, нет. Слишком благородно. Если он был прав, это был такой партеногенез, место которого было в дешевых балаганах и в бульварных газетках, а не в вечных мифах и религиозных учениях.
Прошу тебя. Господи. Маленькая помощь прямо сейчас.
Гарденер надел наушнички.
Все произошло мгновенно. Никаких болевых ощущений на этот раз, только большое белое сияние. Огни в рубке вспыхнули на полную мощность. Одна из стен снова стала окном, показав дымное небо и контуры деревьев. А потом и остальные восемь стен комнаты стали прозрачными… одна… другая. На несколько секунд Гарду показалось, что он находится на открытом месте, с небом над головой и с котлованом по сторонам. Корабль как будто исчез. Полный обзор.
Моторы загудели один за одним и заработали в полную силу.
Где-то зазвучал звонок. Огромные гудящие реле задрожали по очереди, палуба под ним задрожала тоже.
Чувство власти было невероятным; ему казалось, что Миссисипи пронеслась через его голову всеми водами. Он ощущал, что убивает их, но это и требовалось.
Я ухлопал их всех, — подумал Гарденер расслабленно. — О Боже, спасибо тебе. Боже, что я ухлопал их! Сработало!
Корабль задрожал. Заколыхался. Колыхание стало спазмами мучительных, болезненных судорог. Пришло время.
Обнажив последние несколько зубов, Гарденер приготовился растянуться на полу и вцепиться в свои ремни на ботинках.
Он ухлопал их всех, но оставался Дик Эллисон, из-за его большей эволюции, и около сорока пограничников Хейзл в городе, которые избежали воздействия вспышки мощности от корабля — эти последние были связаны друг с другом в одну цепь, и корабль просто не достиг их.
Они корчились, кровь лилась из глаз и носов, и умирали, потому что корабль высасывал их мозги.
Корабль сдерживал Томминокеров в лесу, и некоторые из них, самые старые, умерли; большая часть, однако, только испытывала мучительную боль в голове, и сами они либо лежали, либо стояли на коленях, в полуобмороке, вокруг прогалины. Немногие понимали, что огонь теперь совсем близко. Подул ветер, и пылающий веер развертывается… развертывается. Дым бежал через поляну густыми серо-белыми облаками. Огонь трещал и гремел.
Сейчас, — подумал Гарденер.
Он почувствовал, как что-то выскальзывает из его мозга, цепляется, выскальзывает… и крепко цепляется. Это было похоже на работу коробки передач. Боль была, но переносимая.
ОНИ чувствуют боль куда сильнее, — подумал он расслабленно.
