Теперь их осталось около сорока. Большинство были почти безумны: те, которые не говорили. Самодельное укрепление было выстроено на территории, которая выходила к городской площади Хэвена — как раз ниже и правее лишенного башен городского холма. Они продержались здесь еще неделю, и в это время умерло еще четырнадцать.
Измененный воздух был проанализирован; машина, которая его производила, тщательно изучена; севшие батареи заменили. Как и предполагала Бобби, высоколобым не потребовалось много времени, чтобы разобраться в механизме этого аппарата, и его основные принципы уже были изучены в МИТ, Кэл-Техе, Лаборатории Белла и в Лавочке в Вирджинии учеными, которых почти тошнило от возбуждения.
Оставшиеся Томминокеры, выглядевшие очень изможденными, как сифилитичные краснокожие остатки племени апачей, были перевезены в грузовом отсеке с контролируемой микросредой Старлифтера Эс-140 на правительственную базу в Вирджинии. Эта база, которая однажды была сожжена дотла ребенком, и была Лавочкой. Здесь они были изучаемы… и здесь они умерли, один за одним.
Последней была Алиса Кимбол, школьная учительница-лесбиянка (факт, который Бекка Полсон узнала от Иисуса одним теплым июльским днем). Она умерла тридцать первого октября… самый канун святок.
Примерно в то же время, когда Квини Голден стояла на краю сухого колодца Хейзл и готовилась к прыжку, сиделка шагнула в комнату Хилли Брауна проверить состояние мальчика, который выказывал некоторые признаки возвращения сознания в последнюю пару дней.
Она поглядела на кровать и нахмурилась. Она не могла видеть то, что видела — это, наверное, была иллюзия, двойная тень отбрасывалась на стену светом из коридора.
Ее рот распахнулся. Это не было иллюзией. Действительно, две тени на стене, потому что мальчиков в кровати было двое. Они спали, переплетя руки вокруг друг друга.
— Что?
Она сделала еще один шаг, ее руки машинально поползли к распятию, которое она носила на шее.
Один из них, конечно, был Хилли Браун, его лицо было худым и изнуренным, его руки казались не толще палочек, его кожа почти такая же белая, как его больничная сорочка.
Она не знала другого мальчика, который был явно младше. Он был одет в голубые шорты и футболку, на которой читалось: «ОНИ ЗВОНЯТ МНЕ. ДОКТОР ЛАВ». Его ступни были черными от грязи… и что-то в этой грязи показалось ей неестественным.
— Что? — прошептала она снова, в то время как младший мальчик пошевелил руками и обвил ими покрепче шею Хилли. Его щека прижималась к плечу Хилли, и она увидела с некоторым ужасом, что мальчики выглядят очень похожими.
Она решила, что должна рассказать об этом доктору Гринлифу. Прямо сейчас. Она повернулась, чтобы уйти, сердце забилось сильнее, одна рука ее все еще сжимала распятие… и увидела нечто совершенно невозможное.
— Что? — прошептала она в третий и последний раз. Ее глаза широко раскрылись.
Еще эта странная черная грязь. На полу. Следы на полу. Ведущие к кровати. Маленький мальчик дошел до кровати и забрался в нее. Сходство лиц у обоих мальчиков подсказывало, что младший был пропавшим и долго считавшимся мертвым — братом Хилли.
Следы не шли из коридора. Они начинались в середине комнаты. Как будто маленький мальчик пришел из ниоткуда. Сиделка вылетела из комнаты, призывая доктора Гринлифа.
Хилли Браун открыл глаза.
— Дэвид?
— Заткнись, Хилли, я сплю.
Хилли улыбнулся, не совсем зная, где он находится, знающий точно только одно: случилось много плохого, но только все это не было слишком продолжительным, и сейчас все о'кей. Дэвид был здесь, теплый и настоящий, рядом с ним.
— Я тоже, — сказал Хилли. — Я должен отдать тебе свои игрушки завтра.
— Зачем?
— Я не знаю. Но должен. Я обещал.
— Когда?
— Я не знаю.
— По крайней мере я получу Хрустальный Шар, — сказал Дэвид, вжимаясь теснее в изгиб руки Хилли.
— Хорошо… договорились.
Молчание… только бестолковая возня в комнате сиделок дальше по коридору но здесь была тишина и приятное мальчишечье тепло — Лилли.
— Что? — пробормотал Хилли.
— Было очень холодно там, где я был.
— Правда?
— Да.
— А сейчас лучше?
— Лучше. Я тебя люблю, Хилли.
— Я тоже тебя люблю, Дэвид. Прости меня.
— За что?
— Я не знаю.
— Ох.
Рука Дэвида поискала одеяло, нашла его и натянула повыше. В девяносто трех миллионах миль от солнца и в сотне парсеков от оси галактики Хилли и Дэвид спали в объятиях друг друга.
