class="p1">– Однажды мы пришли в Галлант и теперь не можем его покинуть. Мы привязаны к нему, прикованы к дому, стене и тому, что позади нее, и это не кончится, пока жив хоть один Прио́р.
Отец сказал, я последний.
– Ты уже начала его слышать? – Горящим взглядом Мэтью смотрит прямо на нее. – Он приходит в твои сны?
Оливия неуверенно качает головой. Кто знает, что кузен имеет в виду. Сны ей снились дважды, оба раза о матери. Но в памяти всплывает голос Мэтью, резкий стон, что она слышала прошлой ночью.
– Ты не представляешь, каково это, – говорит он, и лицо его искажается от боли. – Что это может с тобой сотворить, чего стоить.
Да о чем речь?.. Оливия тянется к его руке, но Мэтью уже отодвигается, напоследок еле слышно пробормотав:
– Если он еще не нашел тебя, значит, еще есть время.
А потом он решительно уходит по тропинке. Ясно, пошел искать Ханну, чтобы поинтересоваться насчет машины. Оливия прижимает ладони к вискам, где зарождается боль. Слова Мэтью похожи на записи матери, еще одна никчемная загадка. Почему ее семья не может изъясняться просто? Оливия переводит взгляд на рисунок.
…Прикованы к дому, стене и тому, что позади нее…
Оливия рассеянно глядит вдаль. Кузену явно нездоровится. Он не ест, не спит, говорит о проклятиях, воротах, но у края сада громоздятся лишь крошащиеся камни. Поднявшись, Оливия осматривается. Мэтью и след простыл. Не видно и Эдгара, хотя лестница все еще стоит у дома.
Оливия не направляется прямо к стене. Ее будто… влечет к ней. Через сад, мимо последнего ряда роз, вниз по мягкому, заросшему травой склону.
Старый гуль на кладбище смотрит ей вслед. Он не покидает сад, но Оливия видит, как призрак опускает голову и складывает руки на груди, явно недовольный ее прогулкой к стене. Знаю, знаю, думает Оливия. Но не останавливается.
Подойдя к стене, она, наконец, понимает, почему рисунок не получался. Все дело в свете. Похоже, лучи солнца не озаряют ее так, как полагается, хотя светило сейчас позади ограды, и та отбрасывает на склон свою тень. Солнце должно проливаться на камни, но, кажется, свет их не достигает, тени изгибаются и собираются лужицей у стены. Ступая в эту странную тень, Оливия слегка вздрагивает.
А потом, наконец, замечает дверь.
Не верится, что Оливия не видела ее раньше. Старая железная створка чуть темнее, чем окружающий камень, и если бы свет попадал на нее, возможно, Оливия обнаружила бы ее раньше. Теперь же, углядев дверь, не представляет стену как сплошной камень.
Ворота, думает она, потянувшись к створке; на ощупь та поразительно холодная. На двери – маленькая ручка в виде побега плюща; Оливия пробует ее повернуть, но та не поддается. Присев на корточки, Оливия ищет замочную скважину, но и ее нет.
Как странно.
Зачем в стене, которая просто обрывается, нужна запертая дверь? Каменная кладка даже не очень длинная – десяток шагов в любую сторону, и дойдешь до осыпавшегося края. Ноги уже несут Оливию туда, но вдруг она на полпути замирает.
По словам Мэтью, за стеной что-то есть.
Закусив губу, Оливия думает. Нелепость какая! Пространство за оградой видно невооруженным глазом – поле, что раскинулось по ту сторону. И все же Оливия не в силах заставить себя обогнуть стену.
Она возвращается к двери.
Там, где железная створка примыкает к камню, есть узкий зазор шириной с палец, обзор закрывает пара задвижек. При виде их в памяти что-то всплывает, но Оливия никак не может понять, что именно. Привстав на цыпочки, она заглядывает в щель.
Оливия прочла множество историй о проходах, порогах и на миг воображает себя стоящей в преддверии чего-то грандиозного, мрачного или опасного, но впереди расстилается лишь поле высокой травы, покачивающейся на ветру, и вдали высятся скалистые горы.
На секунду сердце замирает, и Оливия отодвигается от двери, чувствуя себя глупо.
Конечно, это просто стена, и ничего больше.
Раздается какой-то треск, и справа из кладки выпадают несколько камешков, стуча по земле, точно дождь по старой жестяной крыше. Это одна из тех дыр, что пытался залатать Мэтью – ясно по более светлому, чем окружающие валуны, цвету, но раствор слабый, и он уже осыпается, на траве виднеются крошки, будто стена зашевелилась и стряхнула с себя замазку, словно пыль. Вблизи становится ясно происхождение трещины: из нее выглядывает тонкий серый усик. Оливия тянется к нему, но вспоминает порез у себя на ладони и ярость Мэтью, так что просто поднимает упавший камушек и вставляет на место.
– Оливия! – доносится со двора.
Оглянувшись и заслонив рукой глаза от солнца, Оливия замечает Эдгара, который машет ей, прижав к плечу лестницу.
– Поможешь мне? – просит он, и Оливия мчится к старику, выбегая из холодной тени на солнце, удивляясь и радуясь его теплу.
Поднимаясь по заросшему травой склону, она слышит, как позади из стены с тихим шорохом сыпятся камешки.
Свеча почти догорела, но пока не гаснет. Уже поздно, но Оливия сидит без сна посреди кровати.
Листает страницы дневника, надеясь отыскать ответы, но внутри все те же записи, давно заученные и невыносимо расплывчатые.
Сны не даруют отдыха
Я спала на твоем прахе
Когда ты рассыпался
Хочу уснуть, но он меня всегда находит
И ее мать, и кузена преследовали сны.
Неужели Грейс так же увяла, как Мэтью? Неужели под глазами у нее появились синяки, а лицо осунулось? Это безумие или болезнь или просто мать так измучилась, что они стали похожи? И если это случилось с ними, не случится ли с ней, с Оливией?
Он еще не нашел тебя…
Оливия снова берет свой блокнот с рисунками Мэтью, дома и стены. Ей мерещится, будто она стоит в центре лабиринта, где любой поворот – неразрешенная загадка и каждая брешь ведет все глубже во тьму.
Оливия настороженно прислушивается, не закричит ли снова кузен, но в коридоре тихо, и в тенях спальни никто не прячется. Слышно лишь негромкое потрескивание свечи и шорох переворачиваемых страниц.
Оливия прижимает ладони к глазам; от разочарования ей хочется хлопнуть дверью или разбить в садовом сарае горшок, сделать что-нибудь, что выпустит чувства наружу, придаст им форму и звук. Оттолкнув блокнот и дневник, она откидывается на подушки. Секунду спустя
